Новый корпус, получивший название «I/O», амбициозно называют самым «устойчивым» из всех образовательных учреждений Нидерландов. Постройка площадью 36 633 кв.м расположена в кампусе университета в городе Нейменгене и рассчитана примерно на 3600 студентов. Три подземных яруса занимает парковка на 650 мест. На первом этаже сконцентрированы зоны взаимодействия: исследовательский центр, лобби и кафе. Верхние, учебные этажи формируются вокруг застекленного атриума и соединены сложной системой подвесных переходов.

Каждый из этажей либо утоплен по отношению к нижнему, либо выступает над ним. Кроме эффектной перспективной игры, такая «ступенчатая» композиция облегчает доступ естественного света в помещения и создает дополнительные возможности для ландшафтного и внутреннего озеленения. Таким образом архитекторы буквально создали для своего здания особый микроклимат.

Внутри – максимально спокойная и здоровая атмосфера. Сдержанные, приглушенные тона с небольшим количеством ярких акцентов, дерево в отделке, много света и предельно рационально организованное свободное пространство — хорошо известные, доказавшие свою эффективность приемы скандинавской архитектуры. В крышу атриума, например, интегрированы солнечные батареи, что позволило не только аккумулировать дополнительную энергию, но и немного затенить внутреннее пространство, ведь Неймеген считается очень солнечным городом.

Принципы «устойчивого» строительства внедрены буквально на всех уровнях жизнеобеспечения здания: экономия потребления воды, экологически безопасные материалы, забота о качестве воздуха, освещения, визуальном комфорте в целом. В результате здание почти полностью автономно. Более того, солнечные батареи на крыше и система аккумулирования тепловой энергии позволяют и другим корпусам университетского кампуса снизить затраты на электроэнергию.

Перед специалистами бюро стояла задача кардинально расширить полезные площади альма-матер шотландского дизайна, которые можно было бы оснастить самым современным оборудованием для обучения разным направлениям прикладного искусства. По заявлению авторов проекта, этой работой они представили модель художественной школы 21 века. Новое здание GSA ( Seona Reid Building) теперь обладает комплектом всевозможных студий и художественных мастерских. Тут можно найти цех с современными  и традиционными ткацкими машинами,  типографию, использующую старинные полиграфические станки, столярные мастерские и студии художественной металлообработки, а также ателье модной одежды.

Авторы не стали стилизовать новостройку под британский архитектурный шедевр, а сыграли на контрасте восприятия между безукоризненным образцом модерна начала 20-го века и лаконичным кубизмом современной архитектуры. Причем, новый учебный корпус занимает не только расчищенное под застройку место, но и частично накрывает существующее здание Assembly, где находится студенческий клуб. Последнее гармонично интегрировано в новую постройку. Таким образом, кирпичная кладка вековой давности удачно оттеняет легкость современных облицовочных материалов стен нового корпуса.

Общая площадь здания 11250 кв.м, верхняя отметка крыши 27,6 м, глубина нижнего подвального этажа 8,9 м. Чтобы достичь такой глубины в условиях плотной городской застройки, котлован для фундамента выполнялся по так называемой технологии «стена в грунте» с последующей установкой труб-распорок  перпендикулярно продольной оси здания. Само здание выполнено в литом железобетоне. Его 5 разновысотных этажей находятся над «нулем», и два – в подвале.

Основное внимание при сооружении нового здания было уделено проблемам освещения внутренних помещений. Три наклонные световые шахты-тюбинги  пронзают здание на все семь рабочих этажей от крыши до подвальных помещений. Верхний их обрез застеклен, а оси шахт наклонены в сторону юга, позволяя максимально проникнуть в них солнечному свету. Причем, в стенах шахт выполнены окна для рассеянного проникновения света в объем здания. Таким образом, заглянув в  окошко на уровне даже первого этажа можно увидеть кусочек шотландского неба. Попутно эти шахты частично выполняют и вентиляционные функции.

Художественные студии, требующие для работы рассеянного освещения, авторы проекта расположили выходящими окнами на северный фасад здания. Однако для увеличения освещенности творческих мастерских, окна со стеклами  установлены под углом около 70 градусов к горизонту. А искусственное освещение включается автоматически, по команде световых датчиков, индивидуально для каждой классной комнаты.

Помещения, не предусматривающие повышенных требований по освещению (столовая, офисы и пр.), выходят своими окнами на южную сторону. Окна тут обычные, вертикальные. И вид из окон был до недавнего времени  на старое здание GSA. Однако 24 мая этого года произошел  серьезный пожар в этом здании Школы, и оно значительно пострадало. К слову, торжественное открытие нового здания состоялось всего за полтора месяца до этого события – 9 апреля 2014 года.

Там же, на южном фасаде здания, предусмотрены открытые террасы с травяным покрытием, орошаемым дождевой водой собранной в специальных емкостях. Последние установлены таким образом, чтобы зеркало собираемой воды отражало солнечный свет в оконные проемы южного фасада. К слову, собираемая вода используется и в системе канализации.

В новом здании Школы использовано много инженерных решений, направленных на экономию энергии. Ее ежегодный расход укладывается в 100 кВт х час на 1 кв.метр, что на 30% меньше требуемого на британских островах энергосберегающего норматива. Системы отопления и охлаждения объединены в единую сеть, регистры которой утоплены в массивы стен и полов. Все эти технологические достижения  позволили присвоить зданию сертификат Excellent (Превосходный) в рамках национальной системы  энергоэффективности BREEAM.

 

Официальный сайт архитектора: stevenholl.com

 

Перро увидел свою задачу шире, чем проектирование заказанного ему театрального здания, поэтому в его мастерской разработали и генплан прилегающей территории.  Ее пространство разбито на несколько зон и воплощает идею городской прогулки  –  маршрута с тесно расположенными точкам притяжения самого разного свойства: историческими памятниками, кинотеатром, театром, кафе и т.п.

В рамках этой концепции в мастерской Перро был спроектирован и многозальный кинотеатр, рассчитанный в общей сложности на полторы тысячи зрителей. Он входит в театральный комплекс и располагается в подвальном этаже здания театра, а под комплексом находится городская парковка на 380 машин.

Перро сравнивает свой объект с айсбергом, так как наземная, собственно театральная часть здания представляет собой лишь верхушку огромного сооружения, но именно благодаря этому «верхушка» имеет тот самый нужный масштаб, чтобы стать доминантой этой части города и одновременно органично вписаться в окружающие кварталы.

Историческая часть Альби выстроена из красного кирпича, это одна из характерных особенностей города, поэтому в своей постройке Перро также активно использовал кирпич – и на фасаде и в интерьерах. Объем здания решен в виде простой прямоугольной призмы; главный фасад, выходящий на треугольную площадь, полностью остеклен, сюда выходят фойе.

Первый этаж театра, находящийся в одном уровне с прилегающей площадью, занимает обширное лобби с магазинами и кафе, таким способом авторы включили здание в потоки городской активности. Кроме основного театрального зала на 900 зрителей в театре есть малая сцена для экспериментальных постановок на 250 мест. На верхнем этаже находится ресторан, а на крыше – садовая терраса и кафе.

Индивидуальность зданию Гранд-театра придает медная сетка, одетая на объем как некий футуристический полог или мембрана. Ее прозрачная для света структура работает в контрасте с массивностью кирпича, однако в некоторых ракурсах и при соответствующем освещении она выглядит как сплошная бликующая поверхность, и тогда здание кажется сияющим сплошным золотым экраном. В этом авторы видят связь с понятием театральности, праздничности представления.

Сетчатая структура несет и определенную функциональную нагрузку – она отсекает слишком яркий свет в фойе театра, устанавливает дистанцию между будничной городской жизнью и таинством театрального действия.

Кривые абриса медной мембраны и ее выпукло-вогнутые поверхности возвышаются нематериальным объектом над крышами домов центра города. «Свободная, счастливая и лиричная архитектура», – так определяет Доменик Перро свое творение и замечает, что именно медно-сетчатая оболочка придает постройке все эти черты.

 

 Официальный сайт архитектурного бюро:  d-p-a.fr

 

Трехэтажное здание имеет сложную форму неправильного диска, петли или даже сердца. В центре — открытый внутренний двор, с высокими деревьями и газоном. Прекрасное место отдыха, неформального общения, коммуникации, связанное  с тремя главными входами в здание.

Так классическое решение становится эффективным современным средством повышения горизонтальных связей. И низкая этажность постройки, и внимание к центральному внутреннему двору продиктованы традиционной архитектурой знаменитых университетских колледжей и позволяют современному зданию чувствовать себя вполне комфортно в исторической среде.

Архитекторы стремились продемонстрировать предельную открытость современной науки. Нижний этаж немного утоплен и сделан максимально проницаемым, «пористым». Верхние — полностью стеклянные и именно по внешнему радиусу расположены собственно исследовательские лаборатории.

От рабочих и общественных зон внутри здания лаборатории опять же отделены лишь прозрачными перегородками. Со стороны внутреннего двора на обоих этажах устроена круговая галерея — также комфортное пространство для различного рода общения и взаимодействия. Необычный зубчатый край крыши позволяет свету лучше проникать во внутренние помещения и одновременно помогает четко структурировать фасады здания.

Само собой разумеется, что проект для такой высокотехнологичной компании предусматривает безопасную, экономичную инженерию. Низкое потребление энергии, так называемые «зеленые крыши», позволяющие снизить нагрузку на стоковую канализацию и систему кондиционирования, защитить от лишнего шума и жары, а также самый большой в Европе геотермальный тепловой насос позволяют зданию претендовать на престижный экологический сертификат BREEAM Exellent.

Штаб-квартира AstraZeneca — первая фаза проекта. На соседнем южном участке планируется построить еще два здания и разбить парк, так что по завершении строительства работы будут продолжены. Выбор материалов, пространственные и ландшафтные решения второй части комплекса станут логическим продолжением заявленной архитекторами концепции. Сейчас первая стадия проекта выставлена для общественного обсуждения. Осенью планируется разработка документации и в начале 2015 года должно начаться строительство.
 

Официальный сайт архитектурного бюро: herzogdemeuron.com

Официальный сайт компании: astrazeneca.com

Кубы избавились от прямоугольных форм, словно их потянули за углы в разные стороны, и сместились друг относительно друга по вертикали, что дает уютную террасу на крыше нижнего из них; а еще они приподнялись над поверхностью земли, «зависли» на высоте стеклянного основания. Этот прозрачный низ постройки очень важен для авторов – испанского архитектурного бюро Carme Pinós.
Архитекторы хотели, чтобы объект, прежде всего, воспринимался как общественное, интегрированное в город пространство, поэтому окружающий террасный парк словно проходит сквозь проницаемый нижний этаж здания.

Другая задача, которую ставили перед собой авторы, – создать примечательный объект, имеющий в перспективе культурную ценность для города. Действительно, Caixaforum находится рядом с Экспо-парком, где прошла всемирная выставка 2008 года. Благодаря этому событие в Сарагосе появилась новая достопримечательность. Она, безусловно, не может конкурировать с историческим центром города, и тем не менее обогащает его культурную и досуговую жизнь, а теперь эта часть города пополнилась еще и новым культурным центром.

Все эти обстоятельства побудили авторов выразить в архитектуре Caixaforum идеи культурных слоев и духа времени. В результате они решили объем здания как некую авангардную скульптуру, резко контрастирующую по характеру с окружающей застройкой и притягивающую внимание издалека.

Большая часть площади в Caixaforum отдана двум выставочным залам – каждый из них занимает нижнюю часть объема в одном из кубов. Таким образом, они расположены друг напротив друга и смещены по высоте, а между ними создано специальное пространство для релаксации, где посетитель, двигаясь по эскалатору, может наслаждаться видом на окружающий городской пейзаж.

На самом верхнем уровне находятся кафе, ресторан и бар – также с роскошными обзорными видами. Кроме того, здесь есть два небольших лекционных зала, книжный магазин на первом этаже и зрительный зал, расположенный ниже нулевой отметки, но за счет террас парка снабженный собственным выходом в город.

В формах интерьера преобладает деконструктивизм, а поверхности, отделанные натуральными материалами, такими, как дерево и бетон, соседствуют с насыщенными по цвету пластиковыми покрытиями. Фасад решен цельно и по цвету, и по отделочным материалам, он облицован металлическими панелями – алюминиевыми и черного металла (благодаря последним здание в некоторых ракурсах приобретает брутальный характер).

Ночью абстрактный орнамент, неконтрастно прорисованный на фасаде, светится загадочным синеватым светом – панели фасада здесь перфорированы и подсвечиваются изнутри. Свет выявляет и конструктивные фермы нижних перекрытий кубов, что заставляет их действительно «парить» в темноте.

Официальный сайт архитектурного бюро: cpinos.com

Центр консервации и выставок пристроен к северо-западному углу основного здания Британского музея. Здание спрятано в глубине квартала и выходит на красную линию очень узким фасадом. Но этот фасад просматривается с двух улиц, и его роль в ансамбле города заметна. Он служит связующим звеном между громадой музейного здания и окружающими жилыми домами, меньшими по масштабу.

Фасады WCEC вписаны в контекст тремя средствами – с помощью цвета, ритма и материала. В них много панорамного остекления с внешним слоем из калёного стекла, но также широко используется серый портлендский камень, из которого выстроены и старое здание музея, и многие дома в Лондоне.

У здания четыре основные функции: там есть фондохранилище, выставочная галерея, лаборатории и мастерские реставраторов и так называемый “хаб” – место, откуда экспонаты Британского музея отправляются на международные выставки, и куда приезжают для выставок предметы из других музеев.

Помещения для хранения занимают 5100 кв. м, они рассчитаны более чем на 200 000 предметов. Это даёт возможность вернуть в музей хрупкие предметы, которые сейчас хранятся в фондохранилищах за его пределами. 1100 кв. м занимают выставочные залы. В «хабе» — помещения для «карантина», где проверяют, нет ли в экспонатах, приехавших издалека, вредных микроорганизмов; и грузовой лифт, один из крупнейших в Европе.

Функции распределены по этажам. Фондохранилище и научные лаборатории расположены под землёй. Первый этаж (“нулевой уровень”) связан с логистическими системами музея, также проходящими на уровне земли. Основные залы галереи – на третьем этаже, там же, где и основные выставочные залы в главном здании музея. Мастерские реставраторов – под самой крышей. А на самой крыше – зелёная кровля с двумя ульями и ящиками, где удобно гнездиться стрижам.

Здание состоит из четырёх павильонов. Коммуникации и инженерные системы собраны в «ядро» в центре каждого павильона. Такое их расположение позволяет гибко планировать пространство и упрощает поиск служебных помещений и систем – туалетов, лифтов, пожарных шлангов и т. д.

 

Официальный сайт архитектурного бюро: rsh-p.com

 

Прожив полвека в историческом здании на виа Турати, легендарный итальянский клуб перебрался в новостройку на виа Альдо Росси, что на северо-западе Милана. Район Портелло (Nuovo Portello) – бывшая промзона, реконструированная по генплану бюро Gino Valle и компании Pirelli&C. Real Estate Project Management. Спортивная ассоциация выбрала место для переезда за дух обновления и динамичного развития, соответствующий ее имиджу, а также за близость к San Siro, «домашнему» стадиону «Милана».  

Клуб занял одно из трех треугольных зданий, построенных по проекту Джино Валле. Фабио Новембре обыграл конфигурацию сооружения, расположив на крыше силуэты форварда, рвущегося вперед и на самом пике бьющего по мячу. Фасады декорированы в клубных цветах – черными и красными концентрическими дугами, как бы распространяющими энергию спортсменов вокруг здания. Огромный экран на центральном фасаде транслирует лучшие матчи команды. Вообще, в основу дизайна Новембре легли идеи командной игры, покорившей всю планету, непрестанного движения, преодоления и триумфа. Они отражены в отделке всех пространств.

На семи этажах здания общей площадью более 10 000 кв. м. расположились административные помещения, музей, ресторан, магазин спортивной продукции с символикой клуба.

На трех административных этажах – офисы, переговорные, конференц-залы, комнаты психологических тренингов. Повсюду знаковые для клуба изображения и предметы интерьера, характерной для Новембре скульптурной пластики.

Фирменный магазин «Милана», открывшийся в штаб-квартире, –  первый, за которым последуют «корнеры» и «шопы» по всему миру. Его интерьер наполняют динамикой красные фигуры атлетов, прорывающихся сквозь колонны, — символ преодоления преград.

Самое интересное для болельщиков пространство — музей, рассказывающий историю клуба с помощью интерактивных технологий. Справа от входа – зона тайм-лайнов. В секциях, размеченных пятью цветами, посетители могут ознакомиться со статистикой, посмотреть видео, прочитать о самых важных событиях из жизни клуба.

По соседству – золотая комната с трофеями – международными и национальными кубками, завоеванными клубом. В центре – трехметровая копия кубка UEFA.

В «Зале славы» – красные цифровые «буазери», пол и потолок с декоративной лед-разметкой, портреты легендарных футболистов и мультитач-панели, рассказывающие об игроках.

Сам Фабио Новембре выбрал слоганами своего проекта два слова, составляющие суть футбола: Motion&Emotion («движение» и «эмоции»). Описывая скульптуры на крыше, дизайнер сравнил это решение со статуями, украшающими храм. Сasa Milan вполне можно рассматривать как культовое сооружение, поскольку футбол давно стал своего рода мировой религией.

Официальный сайт архитектурного бюро: novembre.it

Понтиви — небольшой старый город в Нормандии. В XIX в. он некоторое время назывался Наполеонвилем. Библиотека построена между улицей генерала де Голля, одной из главных улиц города, и набережной Нантского канала; рядом с большим модернистским зданием, Дворцом Конгрессов. В ста метрах — замок Роан XV века, главная достопримечательность Понтиви, в полукилометре — центр города.
В библиотеке, кроме книг, находится архив и медиатека. Площадь здания 2700 кв. м. Стоимость строительства — 5,2 млн. евро.

Здание библиотеки — простой паралеллепипед, обращённый южным фасадом к Дворцу Конгрессов, а северной стеной вплотную пристроенный к старым домам на соседнем участке. Поэтому на него, как на шкаф, невозможно взглянуть сзади. Эта особенность участка предопределила и внутренняя структура библиотеки.

Три оболочки, из которых состоят ограждающие конструкции здания, «слипаются» на северной стене. Интерьер, соответственно, состоит из трёх «слоёв», расположенных между оболочками, один позади другого, как первый, средний и дальний планы в классическом пейзаже.

Первая оболочка — из стальных Г-образных ферм, которые также служат основной несущей конструкцией здания. Вертикальные части ферм выглядят как колонны. Пространство позади них (первый план) затенено металлическими рейками, которые лежат на горизонтальных частях ферм, балках.

Вторая оболочка — стеклянный фасад с вертикальными рёбрами, отсекающими излишек света. Фасад работает как жалюзи: рёбра поворачиваются, и по необходимости можно добавлять или сокращать тень внутри. За этой оболочкой находятся читальные залы. Так как залы с трёх сторон, восточной, южной и западной, ограждают стеклянные фасады, они весь день хорошо освещены; а в солнечную погоду тени от колоннады, реечного навеса и поворачивающихся рёбер-солнцерезов, накладываясь друг на друга, замысловатым узором покрывают их стены. Третья оболочка — глухая стена. За ней, ближе всего к «спине» здания, находятся хранилища, кабинеты сотрудников и технические помещения.

Простую структуру интерьера нарушают два больших пустотелых «валуна». Один из них лежит в колоннаде. Другой, покрупнее, там не поместился, пересёк стеклянную оболочку читальных залов и находится наполовину снаружи, наполовину внутри. Назначение этих объектов архитекторы объясняют туманно. Кажется, это аудитории, где читают лекции и показывают фильмы.

 

Официальный сайт архитектурного бюро: opus5.fr

Институт искусств Кларк совмещает в себе функции художественного музея и образовательно-исследовательского центра. Он открылся в 1955 году, после того, как супруги Кларк решили сделать доступной для публики свою коллекцию произведений искусства, наиболее ценной частью которой является собрание картин французских импрессионистов. Кларк-кампус, включающий помимо старого здания музея и нового здания Кларк-центра еще Ландер-центр и Мантоновский исследовательский центр, раскинулся среди зеленых холмов Западного Массачусетса.

Тадао Андо не впервые сотрудничает с институтом Кларк – в рамках программы по реновации кампуса он построил здесь здание Ландер-центра на Каменном холме. Рассчитанная на 10 лет программа включает также реконструкцию зданий музея и Мантоновского исследовательского центра – эту проектную работу выполнило нью-йоркское архитектурное бюро Selldorf Architects. В здании Мантоновского центра помимо учебных аудиторий и классов находятся библиотека, где хранятся  264 тысячи томов, и отдел рукописей. Реконструкция здания, которую планируется завершить к концу 2014 года, коснется главным образом библиотечных помещений. Вместо стойки обслуживания читателей появится читальный зал, зал работы с рукописями, а к ним будет примыкать галерея, где в постоянной экспозиции будут выставлены гравюры, рисунки и фотографии из коллекции Кларков, находившиеся до этого в запасниках.

Двухэтажный Кларк-центр скомпанован из открытых и замкнутых пространств, благодаря чему возникают визуальные связи с окружающим лесным пейзажем, а также соседними зданиями. Новостройка включает галерею для сменных экспозиций, зал конференций и собраний, рестораны и магазины, а также стеклянный Музейный павильон, который соединяет новое здание со старым музеем и служит в него входом.

Из холла открывается широкий вид на трехуровневый бассейн – это ландшафтное решение было разработано Тадао Андо в соавторстве с бюро Reed Hilderbrand. Галерея площадью 1 000 квадратных метров располагается на обоих этажах, а в нижнем уровне она частично спрятана под зеленую кровлю, которая образует внешний двор у главного входа в новое здание.

«Я хотел создать арт-пространство, которое вдохновляет зрителей и побуждает их к творчеству и свободе мысли, – говорит Тадао Андо. – Я всегда восхищался атмосферой Кларка, где смогли найти и соединить уникальную природную нишу и общение с произведениями искусства». Проектируя здание Кларк-центра, я попытался достичь баланса между великолепным окружающим пейзажем и великолепными произведениями искусства внутри. Важно, что искусство говорит здесь само за себя, и что каждый зритель приобретает здесь собственный опыт».

Официальный сайт архитектора: tadao-ando.com

Официальный сайт музея: clarkart.edu

Дом построен на берегу Атлантического океана, вблизи Гибралтарского пролива, и все суда, идущие из Средиземного моря в Атлантику и обратно, проходят перед его окнами. Дом стоит под склоном, спускающимся к пляжу, и как бы упирается в гору спиной. Терраса, заменяющая ему кровлю, расположена в одном уровне с верхним плато.

У дома только три внешних стены, и за отсутствием четвёртого фасада его роль берёт на себя плоская крыша. Глядя на неё сверху, легко представить себе, что перед тобой — вертикальная стена, на которую ты смотришь, лёжа на тротуаре у её подножия. И именно этот, горизонтальный фасад дома — главный. Во-первых, именно на нём расположена входная дверь. Во-вторых, он и по композиции сложнее и эффектнее, чем три вертикальных фасада. По террасе в кажущемся беспорядке разбросаны круглые окна верхнего света, бирюзовый прямоугольник бассейна, чёрный «окоп» лестницы, ведущей вглубь здания.

Через дом движешься сверху вниз, поэтому его этажи поменялись функциями. С крыши, спустившись по узкой лестнице, попадаешь на второй этаж, занятый гостиной и кухней. На первом этаже находятся спальни. С первого этажа можно выйти на пляж, к океану.

По конструкции дом очень прост: продольные стены делят каждый этаж на три прямоугольных «тоннеля» одинаковой ширины. На верхнем этаже единое пространство гостиной обтекает опорные стены, просачиваясь через широкие проёмы в них; а нижний устроен как католическая церковь с боковыми капеллами: большой зал в центре и по три одинаковых спальни справа и слева.

Структура дома отражается на его поверхностях. Все три фасада — трёхчастные, с одинаковой шириной ячеек, но продуманные пропорции проёмов обогащают их монотонный ритм. Фасады кажутся как бы стихотворениями из трёх строк.

И стены, и верхняя терраса облицованы римским травертином. Архитектор, любитель культурных ассоциаций, рассказывает, что выбранный материал — дань уважения древним римлянам, основателям Кадиса. Ему вспоминается также гравюра Рембрандта «Христос перед народом», где подиум обозначен прямой горизонтальной линией. Если посмотреть на дом Баэсы с пляжа, терраса будет выглядеть такой же линией, она не будет видна в глубину. Этим приёмом пользовался Мис ван дер Роэ. «Я уверен, — говорит Баэса, — что Рембрандт и Мис полюбили бы наш дом».

 Официальный сайт архитектуного бюро: campobaeza.com 

Планетарий построен в CiBoGa — бывшей промышленной зоне, на территории старых городских укреплений, вокруг сохранившегося оборонительного рва. Территорию постепенно застраивают многоэтажными домами и бизнес-центрами, а на тех участках, куда строительство пока не добралось, устанавливают временные павильоны и проводят фестивали. 

Инфоверсум — тоже временная постройка. Скоро он уступит место очередному бизнес-центру. Но архитекторы надеются, что потом планетарий соберут на новом месте. Они слишком тщательно проектировали здание, чтобы смириться с мыслью о его недолговечности. Например, две части, из которого оно состоит — металлический самонесущий купол и подиум с фасадами из ржавой стали, — не соприкасаются друг с другом. Между крышей подиума и куполом — щель, через которую в интерьер проникает свет. Они кажутся двумя самостоятельными зданиями, вставленными одно в другое. В действительности это не так: постройка представляет собой единую каркасную конструкцию, но каркас аккуратно выведен «за кадр», и посетители не замечают его.

Необычная форма здания, из-за которой горожане прозвали его «НЛО» и «глаз», была головоломной задачей для инженеров. Контуры подиума, на котором лежит купол, сложны, как корабельные обводы, и, чтобы спроектировать фасадную обшивку, понадобились технологии кораблестроения.

Каждая из 83 фасадных панелей имеет собственную форму. Материал обшивки — сталь, покрытая слоем ржавчины (она защищает металл от коррозии вглубь). Все технические подробности фасада — двери аварийных выходов, водостоки, даже окна — скрыты за ржавой обшивкой. Напротив окон в ней сделана перфорация. В зале планетария 265 мест. Диаметр купола — 23 м. В конструкциях — бетон и бумага вторичного использования.

Вестибюль планетария называется Infowave, трудно сказать почему. А терраса на плоской крыше называется Inforoof, и смысл этого названия ясен: находясь на крыше, можно смотреть фильмы, спроецированные на поверхность купола снаружи. Поэтому купол выкрашен в белый цвет и блестит под ярким солнцем, как бильярдный шар.

Официальный сайт архитектурного бюро: archiview.nl

Отель возведен при конференц-холле ECCO, связан с ним переходом и рассчитан на сотрудников и гостей компании. Перед архитекторами, выбранными по результатам конкурса, была поставлена задача создать образ корпоративной идентичности, который включает в себя одновременно новационное мышление и стойкие ремесленные традиции, а также принадлежность к скандинавскому образу жизни. Таким образом, все решения в процессе проектирования – от формы объема до материалов отделки – подчинялись идее выразить через архитектуру и дизайн историю развития компании, показать тот вектор, по которому она движется.

Одним из определяющих факторов стала экологичность здания и его энергетическая устойчивость. Здесь используются геотермическая система климатизации и солнечные батареи, а благодаря компактной форме постройки, вырабатываемой энергии хватает и на конференц-холл. 

Фасад постройки обшит тонкими кедровыми досками, у которых сохранен естественный цвет этой древесины; обшивка внутри ниш также кедровая, но здесь доски тонированы маслом. Объемные рамы проемов на фасаде отделаны листами из сплава меди и никеля, который был получен в результате переработки отходов и может быть переработан вновь.

Круглый план был выбран не только из-за его максимальной энергетической экономичности, он также позволил рационально разместить все функциональные зоны отеля, который помимо номеров включает переговорные, шоу-румы, лаунжи и центральный многофункциональный зал. При таком решении расстояния сократились, а различные по назначению пространства удачно дополнили друг друга, создавая плавный переход от приватных помещений к общественным.

В самом центре здания располагается двусветный зал, предназначенный для разнообразных мероприятий: конференции, фэшн-шоу, лекции, обеды и вечеринки. Это центр притяжения для всех обитателей отеля; шоу-румы и переговорные также компонуются вокруг этого пространства, раскрыты на него и визуально с ним связаны. 

Отделка, акустика и освещение зала продумывались с особой тщательностью; действительно, зал комфортабелен и при большом стечении публики, и когда он пуст. Его высокое пространство наполнено естественным светом, который проникает через четыре зенитных фонаря. Каждый фонарь ориентирован на определенное положение солнца, что не только создает разнообразное атмосферное освещение в течение дня, но и снова отсылает к теме связи компании со всеми сторонами света. Торцевая стена зала образована необычной железобетонной панелью с декоративной поверхностью.
Панель была изготовлена по индивидуальному заказу и представляет собой своеобразную аллюзию на театральный занавес, что придает сдержанную парадность этому пространству.

Основной материал сооружения – бетон –  выполняет здесь и конструктивную и отделочную функции. Например, в номерах потолок и стены – это плиты сборного железобетона без дополнительной отделки. Естественный цвет и фактура бетона в сочетании с деревом, кожей, линолеумом формируют мягкую, уютную и ненавязчивую среду. Как и бетон, другие использованные здесь материалы были выбраны, прежде всего, исходя из качества экологичности, натуральности и возможности их 100-процентной утилизации в дальнейшем.

Пожалуй, единственный случай в интерьере, где авторы позволили себе декоративность – это стена круглого коридора на втором этаже. Она отделана перфорированными листами фанеры, причем паттерн образуют несколько состыкованных листов. Мотивом для рисунка послужили изображения растений из справочника по флоре юго-западной Ютландии. Этим растениям приходится выживать в очень жестком климате, что повествует о скандинавском характере, в то время как использование фанеры – традиционного и экологически чистого материала – еще раз подтверждает общую концепцию проекта.

Номера расположены по периметру здания, что дает каждому из них естественное освещение, отличный обзор из окна и небольшое собственное пространство на открытом воздухе, которое может быть отгорожено от внешнего мира благодаря подвижной жалюзи.

Сотрудники компании бывают здесь часто, приезжают со всего света и могут задерживаться достаточно долго, поэтому концепция номеров звучит как «дом вдали от дома», т.е. это не просто место для ночлега – здесь можно и обитать и работать.

Дизайн комнат нейтрален и позволяет обживать их индивидуально каждому постояльцу. При этом в отделке номеров заложена тема связи компании с четырьмя сторонами света – расположенные по кругу номера поделены на четыре сектора: Север, Африка и Австралия (юг), Азия (восток), Америка (запад). Тематика каждой из сторон света отражена в колористическом решении и паттернах тканей.

Для ECCO как для производителя обуви кожа является не только значимым, но и символическим материалом. Поэтому в дизайне внутренних пространств архитекторы с удовольствием использовали кожу.
Каждый номер украшает светильник 6-ти метровой длины. Он располагается на стене, занимая ее от двери до окна, и зажигается, как только постоялец входит в комнату.

Дизайн светильника был разработан специально для этого проекта и представляет собой обтянутую кожей панель, из-под которой льется мягкий, буквально омывающий поверхность бетонной стены свет. Кожа использована и в отделке лаунжей – состыкованные между собой различные по цвету, фактуре и размеру фрагменты составляют мозаику, украшающую поверхность одной из стен помещения и придают им неповторимый уют.

Полы в общественных зонах отеля покрыты резиной, а в номерах – линолеумом.

Рациональный подход стал при проектировании отеля определяющим, а отдельные фрагменты дизайна интерьера словно рассказывают каждый свою часть истории о компании ECCO, ее традициях, устремлениях и неразрывной связи со Скандинавией.  

 Официальный сайт архитектурного бюро: dw.dk

 

Заказ на проект бюро Захи Хадид получило по итогам конкурса 2006-го года, а в нынешнем году строительство было завершено. Институт входит в состав Американского университета в Бейруте и представляет собой исследовательский центр, а также открытое пространство для представления и обсуждения разнообразных точек зрения на проблемы арабского мира.

Здание института проектировалось в рамках генплана университетского кампуса, составленного еще в 2002-м году. Оно примыкает к центральной площади кампуса – Овалу, застроенному в ХХ веке разностилевой архитектурой. Выраженная динамика форм новой постройки задает векторное направление, благодаря чему, по мысли авторов, устанавливается связь между Овалом и морским берегом.

Основная масса объема приподнята над землей, что позволяет, во-первых, сохранить существующий ландшафт участка, где растут фикусы и кипарисы, причем некоторым из этих деревьев по 120-180 лет; а во-вторых, разместить среди растений, в тени навеса здания благоустроенную площадку, которая одновременно выполняет функцию институтского двора и элемента парковой зоны кампуса.

Здание общей площадью в три тысячи квадратных метров имеет трехчастную структуру, которая отражает три основные задачи института в рамках Американского университета в Бейруте: пространство для исследовательской деятельности, место встречи с гостями университета и, наконец, «подключение» университета к научным процессам во всем мире.

Трехчастная структура развивается по вертикали, и каждая часть снабжена собственным входом, чему способствует значительный уклон на участке.

Длинный пандус, петляющий в тени вековых деревьев, ведет со стороны жилой части кампуса сразу на верхние уровни – в читальный зал, кабинеты и комнаты для занятий.  На втором этаже расположены аудитория для семинаров и институтские офисы, сюда можно попасть со стороны Овала и из двора.

Внутренние перегородки в этой части здания выполнены преимущественно из тонированного стекла – для сквозной связи между помещениями.

На самом нижнем уровне находится зал на 100 мест для проведения конференций и презентаций.

Здание снабжено высокоэффективными активными энергетическими системами и линией по очистке воды, что в сочетании с компактностью объема минимизирует затраты на его содержание. Выбор монолитного железобетона в качестве основного материала связан с традицией и большим опытом работы с ним в регионе.

Действительно, рельеф декора на фасаде, наклонные откосы окон, расшивка швов  – все эти детали выполнены безукоризненно. Кроме того, натуральный цвет бетона объединяет здание с окружающей застройкой. Не противоречит ей и общая композиция новой постройки, ибо в ней можно найти черты разных архитектурных направлений, что нивелирует яркость высказывания, но не лишает объект качества современности.   

 

Официальный сайт архитектурного бюро: zaha-hadid.com

Площадка находится у восточного края гавани Монако. Новая марина с 26 «машиноместами» для гигантских яхт и пирсами для обычных яхт и парусных лодок, построенная одновременно со зданием клуба, служит продолжением старой гавани.

Вдоль всего фасада, обращённого к морю, протянуты широкие террасы, похожие на прогулочные палубы корабля (кстати, этажи в этом здании называются палубами, а не этажами). Террасы предназначены для зрителей, наблюдающих за регатами. От солнца их защищают тенты, которые в случае надобности натягивают на мачтах и реях, напоминающих корабельные, а затем убирают, как паруса.

Набор функций необычно сложен для такого небольшого здания. На первом этаже — магазины, которые выходят витринами на набережную, и детские школы гребли и парусного спорта, где занимаются почти все юные граждане этого маленького государства. На втором этаже, куда имеют доступ только члены клуба — гостиная, ресторан и бассейн. Выше — административные помещения клуба и комнаты, где могут переночевать гости; а на самом верху — помещения для праздников и вечеринок.

И, конечно, тут есть любимые «фишки» Фостера — энергосберегающие системы. Здание использует для обогрева солнечное тепло, для охлаждения — морскую воду; на крыше — солнечные батареи.

 

 

Официальный сайт архитектурного бюро: fosterandpartners.com

Превратить россыпь разнородных зданий в современный культурный кластер, музейный городок с единым общественным пространством, притягательным для посещения вне зависимости от графика работы экспозиций – такая задача в целом ставилась перед участниками  закрытого конкурса на архитектурную концепцию для ГМИИ им. А.С. Пушкина. Решая ее, следовало отреагировать на множество проблем и противоречий, с которыми сегодня столкнулся музей. Победитель уже известен, им стало бюро «Проект Меганом» Юрия Григоряна. Но поскольку речь идет об уникальном для России опыте модернизации и развития музейного комплекса мирового значения, отдельного внимания достойны все три предложения. Эта публикация посвящена работе бюро «Сергей Скуратов Architects», которое постаралось дать комплексный, развернутый ответ на максимум вопросов, поставленных в TЗ.

В проекте, разработанном авторским коллективом под руководством Сергея Скуратова, территория городка осмысляется как целостный градостроительный ансамбль. Формируется новая четырехчастная композиция, ядром которой остается основное здание Музея. Вокруг него группируются три маленьких «квартала» из других зданий и четыре равнозначные пешеходно-парковые зоны.

 

Одна из композиционных осей проходит по линии главного фасада здания Клейна. Слева и справа, на равном расстоянии, ее поддерживают два новых сооружения – Входной павильон (общая площадь – 7000 кв.м)  со стороны Гоголевского бульвара и Депозитарно-реставрационный выставочный центр (ДРВЦ, 20 000 кв.м) на востоке комплекса. От ДРВЦ к началу Остоженки прочерчен луч, открывающий вид на Храм Христа Спасителя.

 

Новые объекты – обоснованно разной высоты, но нарисованы по единому пропорциональному модулю, за который принят портик здания Клейна. Входной павильон располагается над подземной автостоянкой (6000 кв.м.). В него ведет и новый выход со станции Кропоткинская.

Многоуровневое пространство павильона – репрезентативно-информационный «хаб» музейного комплекса, а также место проведения лекций, концертов, выставок – самостоятельный культурный центр, работающий и после закрытия музея.

Новое здание ДРВЦ в версии Скуратова – сильный архитектурный образ, предлагающий решение накопившихся проблем с точки зрения функциональной и градообразующей роли одного из главных музейных зданий страны.

Все объекты комплекса связывает развитая подземная инфраструктура. Каждый из сформированных вокруг главного здания кварталов получает свой транспортно-разгрузочный узел.

Несмотря на цельную и ясную градостроительную идею, выразительную архитектуру, глубину и тщательность проработки, данный проект не победил в конкурсе. О том, почему так произошло, о сути и деталях концепции и авторском понимании развития и потребностей музейного комплекса, мы поговорили с руководителем бюро Сергеем Скуратовым.

Сергей Александрович, Вы представили, с одной стороны, очень подробный, с другой стороны, смелый, в чем-то даже радикальный проект. Возведение новых зданий предполагает перенос автозаправочной станции 1930-х годов и снос флигелей усадьбы Глебовых. На пресс-коференции по итогам конкурса говорилось, что основная претензия жюри к проекту состояла именно в этом решении. Как Вы можете это прокомментировать?

Я не согласен с тем, что проект радикальный. Он решает определенный набор задач, поставленных перед нами временем, городом и самим музеем, и решает их, поверьте, наиболее бережным из возможных разумных способов. И, говоря о различиях конкурсных проектов, нужно начинать не с предложенных решений, а с разницы в нашем понимании задач.
Я бы не взялся за этот конкурс, если бы воспринимал его как задачу резкого увеличения музейной «жилой площади» путем застройки дворов между старыми домишками максимально допустимыми по величине зданиями. Я не понимаю, как можно обосновывать это логикой охраны памятников и объявлять «победой сохранения». Музеи Ватикана тоже нуждаются в новых зданиях, но вряд ли кому-то придет в голову строить их посреди площади собора Св.Петра.

Отношение к архитектурному наследию в старых городах требует не демонстрации нервической чувствительности перед журналистами, а экспертной логики и профессиональной ответственности. Если мы целиком признаём эту зону архитектурным наследием, то забивать ее немасштабными зданиями как кладовку чемоданами – это не сохранение, а убивание исторической среды. Логичнее и правильнее тогда вообще ничего там не строить, а вернуть туда усадебные сады и устроить конкурс на «изысканное» мощение. Будет честнее и дешевле.
Но решение ГПЗУ Москомархитектуры, которое разрешало снос флигелей усадьбы Глебова с условием сохранения небольшого углового фрагмента фасада (а это не более 3-4% здания), обсуждали тоже не дураки.
Дело ведь не только в том, что ГМИИ не хватает площадей. Наоборот, в последние 20 лет город щедро отдавал музею окружающие здания и территории. Дело в том, что в течение более чем ста лет Музей был лишен возможности концептуально-архитектурного планирования в тех масштабах, которые он заслуживает. Когда все эти годы Ирина Александровна Антонова боролась за новый, большой проект реконструкции, она боролась не за площади, а за возможность масштабного стратегического проектирования. Причем на том уровне, на котором это делали Цветаев, Клейн и Нечаев-Мальцов.

Тогда ради строительства Музея снесли целый московский квартал и создали выдающееся здание, выдающийся архитектурный ансамбль в городе. Сейчас, через сто лет, я предложил концептуальное градостроительное видение его современного развития. Демонтаж художественно невыразительного, сильно разрушенного и искаженного исторического флигеля – абсолютно осмысленный акт, творческая и профессиональная позиция.

Наш проект – перспектива, полномасштабный, стратегический план развития территории уникального музейного комплекса. Другого шанса у Музея и у Москвы может долго не быть. Такие грандиозные реконструкции происходят редко, раз в столетие. Это выбор в пользу создания в Москве современного активного художественного Музея, уникального общественного и музейного пространства, полноценной современной технологии и коммуникации.

Куда при этом переезжает бензоколонка?  

Я исходил из того, что вопрос о ее переносе уже решен, и было постановление, предлагающее расположить эту бензоколонку на Болотной площади, где ей было бы гораздо лучше, особенно на фоне современного ей Дома на Набережной. Об этом и о возможности проектировать на этом участке, как и на участке под флигелем Глебовых, говорили организаторы конкурса, собственно вы об этом писали, насколько я помню. Конечно, упрекая меня фактически в выполнении заданных ими условий, организаторы, они же члены жюри, поставили себя в странное положение. Но, вернемся к делу.

Посреди культурного кластера присутствие бензоколонки весьма сомнительно со всех точек зрения. Это малая форма, типовой городской дизайн, как автобусные остановки, скамейки и фонари. Это не архитектура, они легко переносятся. Еще недавно точно такая же бензоколонка стояла на улице Черняховского, говорят, что ее снесли, не знаю, заметила ли это охрана памятников. Думаю, что в Болотную площадь ее можно было бы красиво вписать, проведя, например, молодежный архитектурный конкурс. Я понимаю, что для чиновников, находящихся под прессом организаций, охраняющих наследие, перенос бензоколонки и снос давно изуродованного, не сохранившего первоначальный исторический облик флигеля усадьбы Глебовых – болезненны. Но я не боюсь объяснять свою позицию, и объяснял ее Рустаму Рахматуллину (один из основателей и координатор Общественного движения «Архнадзор» - прим.ред.). Он мне ответил, что какой бы красивой ни была концепция, архитекторы устраивают охранителей, когда ничего не ломают. Я возразил, что, сохраняя все старое, нельзя построить новое.

Город не бесконечен, и в нем все меньше воздуха и движения, и даже для реконструкции нужно пространство. Старые города во всем мире тесные, низкие, часто многократно перестроенные и гнилые. Это печальная реальность. Они постепенно умирают, выживают только шедевры или важные фрагменты исторической среды, если общество признает их таковыми и готово выделять большие деньги на их реставрацию и содержание. Сколько можно напоминать о бароне Османе, который уничтожил тысячи старых парижских домов, но обеспечил Парижу условия для жизни и развития?!  Это всегда сложное решение, всегда нелегкий выбор. Но сравнимы ли по важности защита трех нелепых бензиновых грибков и задачи развития Пушкинского музея?

Диалектика развития состоит в том, что историки должны защищать старину, а архитекторы должны создавать идеи, предлагать решения, открывать горизонты, показывать перспективу. А экспертное сообщество и город должны выбрать, найти золотую середину, соблюсти баланс между цельностью исторической среды, художественной ценностью отдельных зданий и  яркой современной функциональностью. Но архитектор, избегающий вызовов реальности и послушный лишь историкам, – это нонсенс. Это все равно, что сказать конструктору и дизайнеру автомобиля: «Создай новую модель, увеличив вдвое скорость, маневренность и безопасность, но не смей трогать ни одного узла и ни одной формы, это наше наследие».

Кто убедит меня в том, что я, как архитектор, должен слушать только историков, которые хотят сохранить покосившийся флигель, но не должен слушать жителей окраин, которые хотят добраться прямо до музея на машине или метро;  пожилых, которые хотят подняться в музей на эскалаторе; музейных сотрудников, которые ждали для музея стратегически сильного, яркого архитектурного решения; инвалидов, которым нужен просторный лифт; учителей и родителей, которые не хотят, чтобы дети бегали перед машинами на дороге между корпусами музея; студентов, которые хотят по вечерам слушать в музее концерты и публичные лекции, заниматься там в кафе; и вообще всех тех, кто, как принято сейчас во всем мире, хотят видеть музейную жизнь прямо из города, просто проходя мимо? Все это есть в моем проекте. А хотите сохранять конюшенные сараи – ставьте туда лошадей, как в Шантильи.

Входной павильон, вынесенный в моем проекте на место бензоколонки – важнейшая, неотъемлемая часть концепции. Во всем мире музеи делают это – меняют, многократно увеличивая, входные зоны, открываются городу, вступают в сложное, разнообразное взаимодействие с всем обществом, от младенцев до стариков.

Музеи перестали быть тихой обителью для избранных. Нельзя вдруг стать современным музеем, реализовать современные программы, отремонтировав ближайший особнячок и тесно напихав домиков в соседние дворы. Нужны подземные парковки, связь с метро, пешеходная структура, независимые погрузочные узлы, логистика, лифты и эскалаторы, музейные кафе и магазины, концертные и лекционные залы, открытые площади, подиумы и пандусы, с которых можно видеть городские и музейные перспективы, легко считывать современную визуальную информацию. Нужна, наконец, смелая и яркая современная архитектура.
Мы в своем проекте взялись подумать обо всем, я готов ответить на все вопросы и запросы музейщиков и зрителей, включая современное и деликатное функциональное обновление главного здания.

 

Почему уже на этом этапе Вы сочли важным показать проект его реконструкции? Судя по анонсу и результатам конкурса, от архитекторов в первую очередь ожидались предложения по организации общественного, наземного пространства?

Главное здание – сердце всего комплекса. Какой смысл делать что-то с окружающим пространством и объектами, если сердце больное? С одной стороны, оно нуждается в современной, удобной системе пространственных связей, в логистике, в технологичной системе доступа. С другой стороны, это памятник, с которым практически ничего нельзя сделать. Здесь нужна очень тонкая, бережная операция. Проект предусматривает появление нового подземного этажа, расчистку засыпанных помещений имеющегося цокольного, строительство эскалаторов и лифтов, связывающих все уровни.

Два лифта, лестницу и эскалаторы я предложил сделать со стороны Малого Знаменского переулка в отдельно стоящем стеклянном тамбуре, другие – установить в двух существующих внутренних дворах. Я предлагаю перекрыть их светопрозрачными конструкциями, за счет чего также создаются дополнительные площади. При этом историческая архитектура Клейна абсолютно не затрагивается. Вообще, внутри исторического здания ничего больше не меняется, а все новое деликатно интегрируется в старую структуру.

Для Депозитарно-реставрационного выставочного центра на участке между Домом Верстовского (отдел графики) и Домом Стуловых (административно-библиотечный корпус) Вы предложили построить целостное, протяженное здание с арочным проемом, «огибающим» одну из исторических построек, переданных музею. Какова роль нового объекта?

Это самое сложное место комплекса. Беспорядочное скопление разношерстных зданий и разобщенных дворов. Здесь и отреставрированные памятники, и новоделы, и неудачные реконструкции. Специфика исторической застройки Москвы такова, что дворовые территории никогда не были публичными, а музею требуется создать из них открытое общественное пространство. Я видел свою задачу в том, чтобы навести градостроительный порядок в абсолютно бессистемной, разрушенной среде, в развитии которой уже не осталось никакой логики, кроме фрагментарного освоения  присоединенных земель. Но градостроительные ансамбли так не формируются. Здесь нужен сильный собирательный момент и одновременно – очень простая и чистая вещь, которая объединит вокруг себя разнородные элементы.

Мое здание – как хороший воспитатель в детском саду, где все ходят на головах. Исторический корпус под его аркой, полностью сохраненный и поднятый на новый фундамент, – как замковый камень, вокруг него закручивается все пространство. Здесь соединяются семь дворов, получившихся в этой части территории, формируется просторная площадь, без которой музейный комплекс – не комплекс, а старый склад с набросанными сундуками.

Длинная пологая лестница с широкой видовой террасой над новой площадью – это важнейший прием в создании общественного пространства. Он создает эффект праздничной торжественности, организует движение и открывает прекрасные перспективы на окружающие исторические здания.

Мне было важно подчинить этот хаос главной композиционной логике, поэтому две оси, которые я провел от ДРВЦ к Храму Христа Спасителя и к началу Остоженки, – суть концепции, а новое здание – ее опорный хребет.

Какие материалы Вы выбрали для его строительства?

Кортен-сталь. Это современный материал, который изобретен в конце 20-го века. Вечный материал, который никогда не состарится. Через год-два красиво проржавеет, станет рыжим, теплым и бархатным, в нашем климате это очень красиво, он может стоять в таком виде еще тысячу лет. Он не заигрывает с историей, а мне очень важно было сделать современный жест, который не заигрывал бы с историей. Жест –  сильный и одновременно деликатный.

Ведь это здание, как фантом. В зависимости от взгляда и ракурса меняет свою архитектуру. Ламели, которые стоят с разным ритмом под разными углами, делают его либо полностью металлическим, либо абсолютно стеклянным, прозрачным. Мне нравится работать с кортеном – в районе Донского монастыря сейчас возводится жилой дом по моему проекту, целиком в этом материале. Кортен – это и скульптуры Ричарда Серра, и многие музеи современного искусства в мире.

Какие примеры Вы считаете удачными в мировой практике строительства и развития музейных комплексов?

Мне нравятся любые музеи, в которых соединяется история и современность, есть деликатное отношение к старине, к классике, и в то же время присутствуют инновационные пространственные решения и объекты. Мне нравятся архитектурные проекты, которые на годы вперед закладывают концептуальное и стратегическое развитие музея. Таких много в Испании. У Энрико Собехано, члена Жюри этого конкурса, кстати, отличные проекты. У Франсиско Мангадо. Как отдельные здания хороши проекты Герцога и де Мерона в США и в Испании.  Мне  очень нравятся музеи Стивена Холла  и Дэвида Чипперфильда. Если говорить о развитии музеев – замечательная постмодернистская пристройка Роберта Вентури к Лондонской национальной галерее. Это было очень давно и в другой парадигме, но все равно в ней чувствуется дух времени. Мне тоже очень важно уловить дух времени.

Если дух времени – конформизм, незаметность, робкие топтания на месте, то я с этим не согласен. Художник не может быть незаметным, он должен быть ярким, не бояться оставлять свой идентичный след. Если незаметность становится трендом, если все существующее становится более ценным, чем то, что мы можем сделать, то получается, что смысл работы архитектора сводится к сохранению, но это совсем другая профессия. Мне кажется, ГМИИ сейчас нуждается в выразительном жесте, нельзя спустя 100 лет делать что-то вялое и робкое.

Меня вообще очень расстроило ощущение того, что в этой истории за деревьями не увидели леса. Очень много разговоров о частных «красивостях», о мелочах – о поверхностях, фактурах, о мраморе, граните, каменных разводах, рисунках мощения и бронзовых полосочках. А о сильной стратегической архитектурной концепции развития, о градостроительном масштабе как будто нет и речи. Я не знаю, каким образом в голове у Юры Григоряна, умного и прекрасно понимающего ситуацию архитектора, возникла идея «ризосферы» в качестве ключевого образа проекта. Что это – скрытая жесткая ирония или, как в известном анекдоте, «оговорка по Фрейду»? Но получилась довольно страшная метафора, ведь ризосфера – это узкая полоска, кольцо земли, примыкающей к корням деревьев, и сегодня есть реальный риск того, что, кроме узких полосок земли, ничего не останется в тесном, замкнутом и плотно застроенном музейном квартале.

Как Вы относитесь к прозвучавшему со стороны жюри предположению, что в проекте победителя при доработке могут быть использованы сильные стороны работ других участников?

Это очень странное предположение. Я не очень представляю, в какой форме это возможно, и не думаю, что Юра Григорян будет что-то заимствовать из моего проекта или из проекта Володи Плоткина.

Что значил этот конкурс для Вас? Не жалеете, что приняли в нем участие?

Если Вы спрашиваете о чем-то негативном, то скажу о том, что мне кажется важным для развития экспертного и общественного взаимодействия. Если пресса правильно процитировала слова Александра Кибовского о том, что сохранение бензоколонки – прекрасный итог, и он не стал даже рассматривать проект, который предлагает какие-то сносы, то мне стыдно за него, особенно перед архитекторами, которые два месяца не вылезали из мастерской, почти круглосуточно работая над проектом. Знать условия конкурса и внимательно изучить все конкурсные проекты, даже если их целых три, –  его прямая обязанность как члена жюри и как городского чиновника. Это проявление возмутительного профессионального неуважения.
Все остальное очень хорошо. Мне была необыкновенно интересна сама тема, я регулярно хожу в Пушкинский музей, люблю его, и очень обрадовался, когда получил приглашение принять участие в этом конкурсе. Конечно, хотел выиграть, сделать крупный общественный объект, предложить качественные и красивые решения. Всю жизнь волей обстоятельств занимаюсь жильем, но в жилых домах возможности архитектора  специфически ограничены. У меня был шанс победить в конкурсе на проект реконструкции Театра оперы и балета в Перми. Тогда выбрали Дэвида Чипперфильда, но я до сих пор с удовольствием показываю тот проект как одну из своих лучших работ. Сейчас выбрали Юру Григоряна, я рад за любимого коллегу и друга, но наш проект для ГМИИ я считаю сильным, современным и актуальным, и в том виде, в котором он задуман, он останется в моем портфолио.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Команда проекта:

Сергей Скуратов – творческий руководитель и главный архитектор проекта
Джел Гемеджи, Игорь Голубев, Наталья Золотова, Иван Ильин, Егор Королев, Виктор Обвинцев, Илья Самсонов, Стас Субботин, Кристина Ухина
При участии: Ксения Алексеева, Сергей Безверхий, Юлия Любцова, Иван Матвеев, Антон Терентьев, Антон Чурадаев
 

 Официальный сайт архитектурного бюро: skuratov-arch.ru