Warning: min(): Array must contain at least one element in /var/web/c318006/vhost/archplatforma.ru/sub/www/index.php on line 199 Warning: max(): Array must contain at least one element in /var/web/c318006/vhost/archplatforma.ru/sub/www/index.php on line 200
Итальянский архитектор Чино Дзукки, глава бюро Сino Zucchi Architetti, нередко бывает в России: недавно выступил с мастер-классом на выставке iSaloni WW Moscow 2015 и представил конкурсный проект застройки участка на Софийской набережной. В интервью Archplatforma.ru рассказал о прививках современности историческим городам, о cвоей любви к материальной культуре и о том, как он понимает душу российской архитектуры.
Чино Дзукки (род. в 1955 году в Милане) учился в Массачусетском Технологическом институте (M.I.T), затем в Миланском Политекнико, где преподает с 1980 года и в настоящий момент является профессором курса архитектурной и градостроительной композиции. Одновременно с преподаванием Дзукки занимается и исследовательской деятельностью, пишет книги и статьи для журналов «Domus», «Casabella», «Lotus international», «Arch+2, «Intersezioni», «Bau» и др. Неоднократно выступал в качестве организатора и работал над оформлением Миланских Триеннале и экспозиций Венецианской архитектурной биеннале. Основатель и руководитель международно известного бюро Cino Zucchi Architetti.
У Вашего бюро много проектов и реализованных объектов, и они очень разные по облику и содержанию. Есть ли в Вашем архитектурном языке базовые, общие для всего, что вы делаете, «термины» или для каждого проекта подбираются cвои новые «слова»?
Я полагаю, что выработал не какой-то специфический язык, а подход, способ видения. Архитектура двойственна. С одной стороны, она – фон повседневной жизни. Если представить жизнь в виде бульона, то архитектура – котелок, в котором этот бульон варится. Правда, сейчас архитектура так сильно дает знать о своем присутствии, что порой замещает, а не вмещает жизнь. С другой стороны, пространственные характеристики архитектуры иногда сами определяют формы и форматы человеческой деятельности. Мы проектируем в Италии и за рубежом, и каждый раз из особенностей места, бюджета, заказчика, законодательных ограничений складываются неповторимые условия. И в них от концепций общего характера, которые имеют широкую сферу применения, мы приходим к узконаправленной идее, работающей в данном, конкретном месте. Возможно, кстати, как раз в привязке к месту и состоит отличие архитектуры от дизайна.
Какая архитектурная школа, личности или, может быть, идеи повлияли на Ваше профессиональное формирование?
У меня странное образование. Сначала я учился в Массачусетском технологическом университете, где на архитектурном факультете было много математики и физики. Потом вернулся в Италию, где архитектуру преподавали, погружая в исторический контекст. То есть взял лучшее от двух миров – научную американскую культуру и гуманитарную итальянскую. Я не могу сказать, что продолжаю дело кого-то из своих непосредственных учителей, но есть любимые архитекторы, творчеством которых я восхищаюсь. Мне близка архитектура послевоенного итальянского рационализма – Франко Альбини, Инъяцио Гарделлы и Луиджи Каччи, которому недавно, кстати, исполнилось 102 года. Мне нравятся работы шведа Гуннара Асплунда и такого, наверное, малоизвестного автора, как Йозеф Франк из Вены, люблю многих японских мастеров – всех тех, кому удается выразить определенную степень свободы в рамках деликатного диалога с местом. Я думаю, что не учителя выбирают учеников, а наоборот.
Вы давно сами преподаете. В чем суть Вашего педагогического метода?
Как преподаватель я каждый день задумываюсь над тем, каким должно быть архитектурное образование сегодня, в эпоху информационных технологий, когда кардинально изменились и инструменты архитектуры, и средства ее презентации. Я стараюсь учить одновременно архитектуре эмпирической, отталкивающейся от проблемы и изобретательно ее решающей, и тому, как воплощать всю культурно-историческую многослойность, присущую архитектуре как дисциплине в Европе.
Что сейчас входит в сферу Ваших исследовательских интересов?
В настоящее время в составе междисциплинарной команды специалистов я провожу исследование по заказу Austrian Real Estate. Это общественная австрийская организация, которая занимается разработкой жилья, в том числе социального. Сейчас мы очень подробно и внимательно изучаем связь меняющегося образа жизни с устройством жилых зданий. В частности, рассматриваем проблему миграции: как люди с иными бытовыми привычками и культурными традициями обживают типичные европейские семейные апартаменты и дома? Рассматриваем и такое явление, как работа дома: как оно может или даже должно повлиять на планировочные решения? Не менее важный вопрос: как адаптировать жилую застройку к новой структуре городов, отличающейся от исторической? Ведь большинство европейцев живет в городах, построенных людьми, у которых не было наших потребностей, машин например. Цель этого исследования – найти для архитектуры возможности не только отвечать на запросы сегодняшнего дня, но и пережить их.
Исключительно функционалистская архитектура часто умирает вместе со своей функцией. Перерождению в новое качество могут способствовать пространственные ресурсы, хороший свет, добротные материалы и конструкции. Такие ресурсы нужно сразу закладывать в архитектуру. Делать вещи, которые будут жить долго – это и есть экоустойчивость, о которой сегодня так много говорят. В этом смысле самой экоустойчивой оказалась классическая архитектура. Соединение ее средовых качеств и современных форм – пожалуй, самая сложная и интересная для меня профессиональная задача.
Интереснее строить «на века» что-то новое на пустом месте, возможно, на лоне природы, или приспосабливать к новым функциям существующие объекты?
Я люблю природу, но считаю себя человеком города. Английское слово urbanity, как и итальянское urbanita’, означает «учтивость», «воспитанность». Чтобы уживаться с другими людьми в одном городе, его жители в чем-то себя ограничивают, они заключают своего рода негласный «социальный контракт». Мне нравятся объекты с большими ограничениями. Мне повезло реализовать проект, возможно, в самом неприкосновенном городе мира – в Венеции. Мы построили квартал на Джудекке, в ex-Junghans – бывшей промышленной зоне. У меня мурашки побежали по коже, когда потом я приехал в Венецию, купил карту и увидел названия пяти улиц, образованных нашими зданиями. Построить пять новых улиц в Венеции для современного архитектора – это что-то невероятное!
В Венеции вы построили малоэтажные дома, где-то отзывающиеся на ее традиционный стиль, где-то – на фабричное прошлое отведенной территории. В Милане по проектам Вашего бюро возводят довольно высокие здания – например, в районе Нуово Портелло (Nuovo Portello). Милан вообще сейчас интенсивно наполняется современной архитектурой. Почему здесь она относительно легко соединяется с исторической средой?
На прошлой Венецианской биеннале я курировал павильон Италии, и одна из секций моей выставки «Прививки» (Innesti/Grafting) как раз была посвящена этой проблеме. В 1943 году Милан пережил сильную бомбардировку. Если так же пострадавшие Дрезден и Роттердам отстраивались по модернистскому плану, то в Милане новые, современные здания встраивались в историческую структуру. Фундаменты достаточно высоких строений следовали пятнам утраченной застройки. Появилась даже особая модель – grattacielo urbano, то есть небоскреб, вписанный в городскую ткань таким образом, что его нельзя взять и пересадить на другое место.
Кроме того, у Милана, впрочем, как у многих европейских городов, благоприятным ресурсом для появления авангардной архитектуры, являются заброшенные промзоны, ранее изолированные, закрытые для города территории, со своей очень сильной, но специфической пространственной логикой. Очень интересно размыкать их границы, включать в жизнь города, соединяя его ранее разрозненные части. Упомянутый район Нуово Портелло был автомобильным заводом Alfa Romeo и Lancia. Теперь там функционально разнообразная застройка – офисы, жилье, торговые центры.
Другой бурно развивающийся район, в котором мы тоже возводим высокие здания – Порта Нуова. Железнодорожные пути этой зоны раньше разрезали город. Строящийся там комплекс стал важным, урбанистическим узлом, а его центр – небоскреб аргентинца Сезара Пелли – новым символом Милана. Если прошлый век был веком экспансии городов, то нынешний – век метаморфоз и трансформаций. Меня захватывает тема города, который не может больше расти и должен находить ресурсы для развития внутри себя.
Вы считаете «микс» функций оптимальной моделью развития территорий?
Да, мне она кажется наиболее жизнеспособной. Сейчас близится к завершению строительство комплекса новой штаб-квартиры Lavazza в Турине. На большой территории бывшей электростанции – некогда непроницаемом «острове» в центре города – мы оставляем два очень красивых старых здания. Одно станет музеем кофе, в другом разместится конференц-холл. Новые постройки предназначены для инновационного центра Lavazza и собственно штаб-квартиры. Включена в комплекс и жилая функция. Все корпуса будут окружены парком, доступным для горожан. То есть частными силами создаются не просто офисы, но высокого качества общественные пространства, интересные и открытые городу.
У Вас есть опыт проектирования для России. Совсем недавно Вы участвовали в конкурсе на застройку территории на Софийской набережной. У Вас сформировалось какое-то представление о национальном характере русской архитектуры? Пытались ли Вы как-то его выразить в конкурсном проекте?
У меня сложилось впечатление, что у русской архитектуры «две души». Одна народная, нарядная, она выражена в деревянной архитектуре, куполах и декоре церквей. Другая – более официальная, это строгая и торжественная классика. И мне как итальянцу приятно, что мои соотечественники имели отношение и к одной – при строительстве Кремля, и к другой – работая в имперском Санкт-Петербурге. В Москве эти «две души» – узорочье и монументальность – образуют уникальный сплав, и мы стремились показать его в нашем проекте.
На лекции во время прошлого визита в Москву Вы показывали свои рисунки от руки. Что этот навык дает Вам как архитектору?
Графические штудии сродни музыкальным упражнениям. Глубже всего проникнуть в структуру какой-то мелодии позволяет лишь ее воспроизведение. Так и в академической школе полагается перерисовывать капители. Несмотря на активное использование компьютера, я лично также много рисую руками. Элементы получаются более мягкими и органичными. Это как делать вещь из глины, а не из деталей Lego. Компьютеру больше свойственна связующая функция, он быстрее и четче собирает отдельные элементы в единое целое.
Помимо архитектурных сюжетов в Ваших альбомах много зарисовок, различных бытовых предметов. Такое пристальное вглядывание в повседневность и фиксация ее деталей помогают Вам в работе?
Меня очаровывает материальная культура человека. Я ее не только зарисовываю, фотографирую, но и коллекционирую предметы быта. Из фрагментов вещного мира, как мозаика из кусочков, иногда складываются совершенно неожиданные концепции для разных проектов.
Какие предметы чаще всего привлекают ваше коллекционерское внимание?
Пожалуй, это раджастанские скалки (chapati rollers), которыми раскатывают тесто для выпечки хлеба. Такие странные, разноцветные штуковины. Функциональные и одновременно декоративные. Из них получаются отличные инсталляции.
Cайт архитектурного бюро: http://www.zucchiarchitetti.com
Любое использование материалов сайта приветствуется при наличии активной ссылки.
Будьте вежливы,
не забудьте указать источник информации (www.archplatforma.ru),
оригинальное название публикации и имя автора.