Роман Фаерштейн живет и работает в Москве и Гамбурге. Выпускник МАрхИ (1952 г.), заслуженный художник Российской Федерации, член Союзов архитекторов и художников России и Германии. За более чем 60 лет активной творческой деятельности он создал значительное число архитектурных работ, ставших одновременно художественными произведениями, — от графических эскизов до живописных проектных концепций. Многие из них экспонировались на международных выставках, находятся в российских и зарубежных коллекциях. В конкурсе «АрхиГрафика» он участвовал во всех номинациях с максимально возможным числом рисунков (шесть серий по пять листов). Победу принесла серия «Пространство Музея геологии», которая в дни АРХ Москвы 2014 (21 - 25 мая) экспонируется в ЦДХ. Жюри оценило стильную графику мастера, выраженный в ней путь к образу и интуитивное ощущение взаимодействия функции и пространства будущего здания. Мы расспросили Романа о его произведениях и жизни в профессии.

Какой была архитектурная программа Музея геологии, что должно было представлять собой его здание?

Ну, надо начать с того, что Музей геологии в Тюмени остался проектной концепцией, причем не только архитектурной, но и художественной. С тех пор прошло уже 25 лет, поэтому обо всех деталях проекта сегодня говорить уже нельзя. В принципе, он был задуман как архитектурный комплекс, состоящий из отдельных сооружений, сценарно посвященных темам изучения и добычи нефти, газа, угля и тому подобным. Инициатором проектирования и «поставщиком» основных идей явился тогдашний руководитель «Главтюменьгеологии» Ф.К. Салманов, известный ученый и практик, первооткрыватель нефтегазовых месторождений.

Визуально концепция отражала поиски в образном и пространственном решении ансамбля музея. Она представляла собой, прежде всего, графическую серию из порядка двадцати листов, демонстрировавших как пластическую тему «Геологического тоннеля» — связи отдельных частей комплекса, так и фрагменты решения фасадов и интерьеров музея. В отобранных для конкурса рисунках можно увидеть оба эти аспекта концепции.

Эти рисунки  –  поисковые эскизы или произведения, готовые для презентации заказчику?

Поскольку проектный рисунок имеет для меня ценность самостоятельного художественного произведения, его можно воспринимать и как поисковый эскиз, и, одновременно, как фрагмент презентации. Причем речь идет не только о презентации заказчику, но и о показе коллегам–профессионалам, а возможно и об экспонировании для более широкой аудитории. Поэтому при отборе рисунков на конкурс основным критерием для меня явилось их интересное и убедительное по образу графическое решение.

Какое значение в целом имеет для вас практика рисунка?

Рисунок стал основой на всех этапах моей многолетней архитектурно-художественной практики – от графических эскизов на стадии концепции до отображения уже осуществленного проекта, рисунков с натуры и архитектурных фантазий. Можно сказать, что для меня он является необходимой и неотъемлемой частью не только творческого процесса, но и – еще со студенческих времен — жизни в целом.

При ответе на этот вопрос вспоминаю экзамен по рисунку при поступлении в МАРХИ в 1946 году. Вообще, как мне сейчас видится, после окончания войны в МАРХИ было чудесное время, когда все были убеждены, что начинается новая жизнь. Магазинные полки были еще пусты, но студенты доставали дефицитный ватман и карандаши «Кохинор» и рисовали, компенсируя творчеством недостаток хлеба насущного.

На всех курсах рисунок был своеобразным «языком общения» студентов и преподавателей. Были в институте и Мастера, известные всему МАРХИ: Савва Бродский или Вадим Макаревич, передавшие свои таланты сыновьям – Александру Бродскому и Андрею Макаревичу. В институте началась настоящая, веселая, полнокровная жизнь. Именно на нашем курсе родился легендарный сатирический ансамбль архитекторов «Кохинор». Именно в нашей группе Юлий Ранинский и Анатолий Шайхет сочиняли тексты и создавали сценарии для студии «Нашкурсфильм».

Помню куплеты про меня, исполнявшиеся «Кохинором»:

            «Вот на стульчике Роман,
            изогнув изящно стан,
            он не в шутку, не в игрушку -
            белоснежную церквушку,
            как учили на «Трубе»,
            дал лопаточкой 6B».

С того времени прошло 68 лет, а я все еще «сижу на стульчике», но уже в Испании, в Валенсии, и рисую с натуры шедевры Сантьяго Калатравы. Как говорится, «сбылась мечта ...»  увидеть собственными глазами и нарисовать с натуры памятники европейской классики и уже ставшие памятниками знаменитые объекты современной архитектуры.

Вы в одинаковой степени ощущаете себя архитектором и художником?

В основе моего творчества обычно лежит проект. Здесь я выступаю как архитектор. Однако любой проект – и осуществленный и неосуществленный – это для меня еще и художественное произведение. Считаю, что в идеале архитектор, художник и дизайнер должны выступать в одном лице.

Моим учителем в МАРХИ был Борис Сергеевич Мезенцев, известный мастер советской архитектуры. Часто, консультируя студента, он брал в руки не линейку или угольник, а кисть или флейц. В желании во всем подражать ему я тоже научился свободно обращаться с красками и кистями при создании архитектурных проектов, перспектив, фасадов, макетов ...

К слову сказать, в конце 60-х Б.С.Мезенцев, как автор Ленинского мемориала в Ульяновске, пригласил меня спроектировать и реализовать там огромную по масштабам музейную экспозицию. Я воспринял это приглашение с гордостью — ведь это была возможность выступить в соавторстве с любимым учителем.

Какой из реализованных в России проектов вы считаете наиболее удачным?

Трудно ответить однозначно на этот вопрос. Из реализованных объектов считаю, например, удачной серию павильонов и экспозиций СССР на международных выставках в Москве и за рубежом в 70-е и 80-е годы, где я выступал как автор и руководитель авторского коллектива. Число этих объектов приближается к двадцати. Традиционно, в рамках ЭКСПО или промышленных международных выставок, национальные павильоны и экспозиции конкурируют друг с другом, что дает мощный стимул создателям их архитектурно-художественных решений.

Проектируя экспозицию той или иной отрасли народного хозяйства СССР, я получал уникальную возможность при осуществлении выставки использовать все необходимые предприятия и финансовые средства экспонируемого министерства. В результате удавалось создать запоминающийся, яркий по образу пространственный и художественный ансамбль, часто включающий в себя и произведения монументального искусства. Так, в частности, на международной выставке Электро-72 экспонировалась скульптура Эрнста Неизвестного «Прометей».

Вообще, создание музейных и выставочных экспозиций (то, что сегодня зачастую называется тотальными инсталляциями), безусловно, было в СССР сферой официально «дозволенного» свободного творчества. Советские павильоны на международных выставках являлись, с одной стороны, объектами политического и государственного престижа, с другой – идеальными площадками для архитектурных и художественных экспериментов и соревнования с современной «западной» культурой.

Конечно, Государство, как заказчик, не только давало возможность проектировщику осуществить задуманное, но и внимательно наблюдало за присутствием в его искусстве принципа социалистического реализма. Однако в случае с международными выставками этот принцип мог уступить место и приемам авангарда, и конструктивизма.

Над чем вы сейчас работаете?

Немного отступлю во времени назад от Вашего вопроса. Начало 90-х годов стало переломным временем и для страны, и для системы Художественного фонда, в которой я проработал многие годы, и для нашей семьи (мои супруга и дочь, Любовь и Анна Зимоненко, тоже архитекторы и художники), и для меня лично. Исчезло государство, исчезла возможность привычной творческой деятельности, но и «железный занавес» между Россией и Европой исчез тоже.

Позволю процитировать предисловие к одному из недавно изданных сборников моих работ.

«Наше Пространство Искусства там, где мы интересны. А это сегодня не только Россия, но и Германия. Жизнь и творчество по новым законам, по новым правилам игры, по Гамбургскому счету и отсчету времени. В поиске и реализации новых идей, новых концепций, новых художественных проектов.

Без исчезнувшей в прошлом глобальности советских государственных заказов, но с заказами собственного ума и собственной души, с потребностью творить только потому, что ты творец.

Без многолюдных коллективов твоих соавторов и подчиненных, реализующих твои идеи на площадках в тысячи квадратных метров, но в составе единственного авторского коллектива, на который ты действительно можешь сегодня опереться, - твоей семьи.

Без масштабности архитектурно-художественного решения городского квартала, но в масштабе собственного рабочего стола. Без многометровых конструкций и строительных материалов для осуществления твоих пространственных инсталляций, но, по-прежнему, с карандашом, пером и кистью в руке.»

Таким образом, моя основная сегодняшняя деятельность – это осуществление самостоятельных выставочных проектов, от создания произведений живописи и графики до пространственных инсталляций. Один из таких проектов, намеченных на 2015 год, – это уже традиционное для нашей семьи участие в проходящих раз в три года программах «Архитектурное лето Гамбурга». Предполагаемая тема нашей выставки – проектная концепция музея для Москвы, посвященного истории «хрущевок», первого периода индустриального домостроения в СССР.

 Владеете ли вы компьютерной графикой?

Я в своей творческой деятельности с компьютерной графикой не связан (в конце концов, отсутствие в прошлом компьютера не мешало человечеству создавать шедевры архитектуры и искусства), но отношусь к ее возможностям с большим уважением. В нашем семейном коллективе, который мы назвали «F-ARTdesign», компьютерной «темой» занимается дочь Анна – кандидат архитектуры и «знаток» технических проблем, которые могут встречаться при создании современных произведений архитектуры и искусства.

Вы определяете свое творчество как «художественное проектирование». Что вы вкладываете в это понятие, в чем особенность этого вида творческой деятельности, чем она отличается от других форм проектирования?

В основе художественного проектирования – синтез архитектуры, изобразительного искусства и дизайна, что мы можем наблюдать на лучших примерах отечественной и зарубежной практики. В работах мастеров современной архитектуры часто пространственный объект становится своеобразной «скульптурой», приобретая такие художественные качества, как выразительная форма, пластичность, цвет, игра материалов ...

Вообще, термин «проектирование» существует во многих значениях и стал в последнее время очень популярным. Архитектурное проектирование можно считать наиболее традиционным. К объектам художественного проектирования принято относить, прежде всего, музейные и выставочные экспозиции, интерьеры и фасады общественных зданий, фрагменты городской – часто праздничной – среды, включая фестивали или крупные культурные и спортивные мероприятия, и так далее. (Безусловно, и недавние грандиозные программы создания олимпийских сооружений, открытия и закрытия зимней Олимпиады в Сочи являются примером как архитектурного, так и художественного проектирования).

Для меня всегда художественное проектирование предполагает и проектирование пространственное, средовое. В моей практике почти всегда одновременно приходилось решать и задачи традиционно архитектурные, связанные с понятиями план, фасад, макет, перспектива, масштаб, так и чисто художественные, подразумевающие включение в пространственную среду работ скульпторов, дизайнеров, монументалистов, фотохудожников, плакатистов ... Одним из примеров такой совместной работы было создание интерьеров Дворца культуры «Геолог» в Тюмени в конце 80-х годов.

Вашей графике присущ плакатный язык. С чем это связано?

В работах любимых мною мастеров русского авангарда Эль Лисицкого (получившего, как известно, классическое архитектурное образование в Германии), Родченко и других широко использовалось искусство плаката, их творчеству в целом был присущ плакатный стиль выражения. Возможно, и поэтому в моей практике присутствует «плакатный язык». В том числе и потому, что создание выставочных и музейных комплексов часто требует – по примеру создания плаката - достижения лаконичности и четкости образа.

У вас много графических композиций, соединяющих здания и буквы, вы создали своего рода архитектурный алфавит. Как родилась и развивалась его идея?

Как я уже упоминал, в последние двадцать лет мне пришлось самому «придумывать» темы творческой деятельности, с которыми можно успешно выступить в Европе и России. В результате этих поисков появилась тема Архитектурных фантазий Алфавита, которая стала со временем одной из основных в моей практике и демонстрировалась на многих выставках в Москве, Германии и Латвии. Я интерпретирую отдельные буквы алфавитов (русский, латинский, иврит) как пространственные объекты, как сооружения или комплексы, как архитектурные проекты и фантазии. Буква-знак, как выразитель культуры народа, ее характерная пластика, часто в различном историческом и стилевом контексте, становится темой архитектурной композиции. Со временем создание моих графических серий стало основой для появления концепций и реализации нескольких выставочных проектов, с интересом принимавшихся зрителями.

Чувствуете ли вы себя продолжателем традиций русского авангарда?

В определенной степени. Эти традиции мне близки. Еще в студенческие времена, когда упоминание о русском авангарде или конструктивизме считалось чуть ли не идеологическим преступлением и соответственно каралось, у меня, как и у многих коллег, появилось громадное желание познакомиться с этими течениями искусства и архитектуры. Как известно, запретный плод сладок. В 50-е и 60-е годы еще можно было пообщаться с живыми представителями авангарда. Мне повезло познакомиться с одним из известных таких мастеров Владимиром Августовичем Стенбергом (одним из «братьев Стенбергов») и запомнить на всю жизнь его рассказы и работы, которые он мне продемонстрировал. Многочисленные книги, посвященные русскому авангарду, начиная с изданных еще в 60-годы в ГДР и Венгрии монографий об Эль-Лисицком и Татлине, занимают достойное место в моей семейной библиотеке.

Можно ли сказать, что у вас модернистский подход к архитектурному рисунку? Если это так, то в чем, по вашему мнению, его сущностное отличие от традиционного — академического?

Да, наверное, я сторонник скорее модернистского подхода к архитектурному рисунку. Его отличие от классического, традиционно академического — в значительно большей свободе, часто в отсутствии необходимости изображения архитектурных деталей. Архитектурный рисунок в моем представлении должен стать самостоятельным произведением искусства и, в любом случае, не дублировать фотографию.

Кого из мастеров графики вы выделяете для себя, чье творчество вас вдохновляет?

Пожалуй, Чернихова, ну и многих отечественных мастеров авангарда и конструктивизма начала 20-го века.

 Что вам дает рисование архитектуры с натуры?

Рисунок с натуры сопровождает всю мою творческую жизнь, начиная с обучения в МАРХИ. Получив возможность свободного передвижения по странам Европы, я рисовал и классические, знакомые ранее только по книгам, памятники Афин и Рима, и шедевры современной архитектуры. Среди моих многочисленных рисунков с натуры и европейская готика, и модерн Гауди, и недавние произведения Гери, Либескинда, Калатравы.

В апреле 2014 г. состоялась наша очередная поездка в Испанию. В этот раз в программе было посещение – и конечно, рисование — уникального архитектурного комплекса «Город науки и искусства» Сантьяго Калатравы в Валенсии. Сильным впечатлением стала и незабываемая по красоте «пасхальная» неделя в Испании: фантастические в своей карнавальности шествия, ставшие мотивами моей новой графической серии.

Какое впечатление оставили работы других участников конкурса, в частности, в той номинации, в которой вы победили?

Я согласен с высказыванием архитектора из Италии – члена жюри конкурса Массимилиано Фуксаса, что премий заслуживают по меньшей мере 100 участников. Во всех номинациях я отметил много работ, доказывающих, к моей радости, что архитекторы (и молодые в том числе) бывают столь талантливыми рисовальщиками.

Вы успешно поучаствовали во всех трех номинациях «АрхиГрафики». Могли бы Вы предложить ввести какую-то новую номинацию в этот конкурс архитектурного рисунка?

Считаю, что три выбранные номинации дают хорошую возможность продемонстрировать умение архитекторов создавать произведения искусства. Конкурс, на который удалось привлечь более 260 участников, раздел, посвященный итогам конкурса на «АРХ Москве», и, конечно, экспозиция «Только Италия!» в Третьяковской галерее, где среди классических экспонируются и работы Чобана, Кузнецова, Филиппова и Атаянца, свидетельствуют о том, что архитекторы имеют полное право выставлять свое творчество в музеях и выставочных залах в России и за рубежом.

Должна ли «АрхиГрафика» проходить регулярно?

Да, должна, но, пожалуй, не чаще, чем один раз в два-три года. Конкурс проводить необходимо как свидетельство того, что архитекторы, кроме рутинного проектирования и архнадзора, еще и свободным творчеством призваны заниматься.

Онлайн выставка конкурса «АрхиГрафика»