Отбор претендентов осуществлялся по двум категориям: «эскиз» и «портфолио». По представленным концепциям во второй тур прошли  ООО «Арх Груп» (Россия), ТПО «Лесосплав» (Россия), Simona Melli Architetto (Италия), Bynd (Германия) и Pedro Miguel Estrela de Almeida (Португалия). Если одна из компаний этой группы по какой-либо причине откажется бороться за победу, ее место займет бюро из Индии Tahaer Zoyab. 

На основании анализа соответствующего профессионального опыта были приглашены бюро «Студия 44» (Россия), ABD Architects и Werner Sobek Moskwa (Россия), Balmond Studio (Великобритания), Wolfgang Buttress и Simmonds Studio (Великобритания) и Work AC (США). Десять команд получат детальное техзадание, и по проектам, разработанным по нему, в период с 29 ноября 2013 года по 25 февраля 2014 года жюри выберет трех финалистов.

Конкурс проводится по инициативе Москомархитектуры, оператором  выступает Институт медиа, архитектуры и дизайна «Стрелка».

Официальный сайт конкурса: ukraina-competition.ru

Название конференции звучит как «Советский модернизм: формы времени». Исследователи архитектурного и художественного наследия 1950-1980-х годов отмечают, что архитектура советского модернизма (1955 – 1985) повлияла на сознание уже многих поколений людей, являясь основным фоном их жизни. Однако роль ее до сих пор не оценена. Серьёзный научный разговор об архитектуре и градостроительстве этого времени сегодня не ведется. Период модернизма  – самый продолжительный в истории советской архитектуры и самый значительный с точки зрения объемов строительства. Застройка многих городов и сел на 80-90, а иногда и на все 100 процентов состоит из жилых и общественных зданий, возведенных в «хрущевскую» и «брежневскую» эпохи. За прошедшие с 1955 года три десятилетия «советский модернизм» как стиль прошел несколько этапов и трансформировался практически до неузнаваемости. Причины, направления, хронология и география этих изменений не определены и не исследованы.

Важнейшие задачи, стоящие перед специалистами,– выявить ценные для сегодняшнего дня качества архитектурной среды, а также исследовать метаморфозы градостроительной науки и практики этого времени, и, таким образом, приступить к исследованию архитектуры «последнего стиля империи». В конференции примут участие искусствоведы, историки, критики, архитекторы и публицисты из России, стран СНГ и Европы. Среди них Георг Шёльхаммер (Австрия), Мария Дремайте (Литва), Юрий Волчок, Анна Броновицкая, Елена Гонсалес, Николай Малинин, Александр Якимович (Москва), Филипп Мойзер (Германия) и многие другие.

Конференция пройдет по адресу: Москва, улица Образцова,11, стр.1а. Центр авангарда в Еврейском музее. 21 ноября работа будет продолжаться с 12:00 до18:00, а 22 ноября – с 10:00 до15:00. Зарегистрироваться для участия можно здесь.

Сегодня, 12 ноября, в Музее архитектуры имени Щусева огласили результаты международного конкурса на разработку ландшафтно-архитектурной концепции парка «Зарядье», объявленного  в апреле 2013 года. Событие, безусловно, стало знаковым для общественной жизни Москвы, где последний парк построили более 50 лет назад (парк Дружбы на Ленинградском проспекте). О большом интересе к конкурсу говорит и количество участников – более 400. В качестве его организатора выступило ГУП «НИиПИ Генплана города Москвы», а в качестве консультанта  – Институт медиа, архитектуры и дизайна «Стрелка». 

Представительное жюри (в его состав, к примеру, входят исполнительный директор Притцкеровской премии Марта Торн и профессор Гарварда, кудесник ландшафтного дизайна Кен Смит) под председательством главного архитектора Москвы Сергея Кузнецова вынесло свой вердикт. Решение это было сложным, обсуждение продолжалось почти весь предыдущий день. В результате победителем признан консорциум, возглавляемый архитектурным бюро Diller Scofidio + Renfro. В качестве партнеров и консультантов в нем участвуют фирмы Hargreaves Associates и Citymakers (последняя с офисами в Москве и Копенгагене).  Второе место досталось команде, состоящей из  российского ТПО «Резерв», ландшафтных проектировщиков Latz + Partner, голландских урбанистов Maxwan, инженеров из Buro Happold и ряда других компаний. На третьей позиции – творческая группа архитекторов из бюро MVRDV и АБ «Атриум», возглавляемого Верой Бутко и Антоном Надточим. 

Главная идея MVRDV и «Атриума» заключается в том, чтобы опутать территорию парка лабиринтом пересекающихся дорожек, соединить ее с набережной Москвы-реки пешеходными мостами и разбить в Зарядье сады, демонстрирующие природное многообразие России. Согласно концепции, с двух широких бульваров открываются великолепные виды на город. По контуру бывшей гостиницы «Россия» вырыты пруды с фонтанами и водными растениями. Холм увенчан смотровой площадкой с панорамным обзором. Это место можно назвать раем для пешеходов. 

Архитекторы ТПО «Резерв» предложили создать не парк-памятник, а демократичное пространство, усиливающее качество архитектурного окружения. По замыслу авторов в условиях существующего рельефа должны быть созданы четыре уровня террас. Нижний уровень – большая общественная зона для празднования значимых событий.  Чуть выше расположено пешеходное кольцо Зарядья. Далее следует историческая терраса с памятниками  и церквями. Верхний уровень – своеобразный бельведер с видами на реку. 

Победившая концепция Diller Scofidio + Renfo основана на принципах ландшафтного урбанизма, то есть, гармоничного сосуществования людей и растений. Архитекторы определяют ландшафтный урбанизм как «возможность покинуть город и одновременно стать к нему ближе». На территорию парка будут представлены четыре характерные для России ландшафтные зоны: тундра, степь, лес и болота, которые спускаются террасами с верхнего уровня участка к его нижней части, с северо-востока на юго-запад. Они пересекаются между собой, наслаиваются друг на друга и «обволакивают» основные объекты парка. В разных частях гибридного парка будет создан различный микроклимат с помощью регулирования температуры, имитации естественного света и генерации ветровых потоков. 

Мнения участников пресс-конференции о проектах конкурса:

Марта Торн, декан по внешним связям Школы архитектуры и дизайна университета IE в Мадриде, исполнительный директор премии Притцкера в области архитектуры, член международного жюри: «Парк «Зарядье»: «Я могу сказать, почему три упомянутых проекта вышли в финал. Все они стали результатом размышлений над ролью парка как общественного пространства в XXI веке.  MVRDV представили новую модель парка, зеленый  город в городе.  Проект ТПО «Резерв» простой и невероятно элегантный. В этой концепции много традиционных черт, а еще прекрасно продумана связь с рекой. Что касается проекта-победителя, то в нем мы можем видеть единство архитектуры и ландшафта». 

Марат Хуснуллин, заместитель мэра Москвы по вопросам градостроительной политики и строительства: «В Москве более полувека не было новых общественных парков. Поэтому конечно мы хотим, чтобы Зарядье стало достопримечательностью, знаковым местом столицы. Уже принято решение о том, что проект будет целиком и полностью финансироваться из бюджета города, поскольку имеет большую общественную значимость. Участники команд, принимавших участие в конкурсе, будут приглашены в качестве экспертов для составления технического задания к проекту. Это сделано для того, чтобы максимально учесть все идеи, заложенные в работах».

Сергей Капков, руководитель департамента культуры Москвы, член международного жюри: «Парк «Зарядье» имеет все шансы стать гордостью Москвы. Он может быть либо начальной, либо конечной точкой туристического маршрута по центру города, который включает в себя Третьяковскую галерею, Крымскую набережную, Тверскую улицу, Храм Христа Спасителя, Бульварное кольцо.  По нашим прогнозам, «Зарядье» будет посещать до 20 млн. человек в год – примерно столько же, сколько и Красную площадь». 

Официальный сайт конкурса: parkzaryadye.com

Бюро Wowhouse под руководством партнеров Олега Шапиро и Дмитрия Ликина широко известно такими проектами, как реновация парка имени Горького, реконструкция Крымской набережной и парка Сокольники, комплекс зданий Института медиа, архитектуры и дизайна «Стрелка». В программе встречи – лекция руководителей мастерской, разговор в формате «вопрос-ответ», неформальное общение, фуршет и живая музыка. Мероприятие состоится в большом фойе Центрального Дома Архитекторов  25 октября в 19.00. 

Встреча с архитекторами организована Союзом московских архитекторов при поддержке Клуба партнеров СМА и компании Hunter Douglas.

Вход свободный. Требуется регистрация. 

Официальный сайт организатора: moscowarch.ru

Директор филиала Государственного центра современного искусства Анна Гор и основатель архитектурной школы МАРШ Евгений Асс познакомят собравшихся с «Арсеналом» — бывшим военным складом, памятником архитектуры середины XIX века, пристроенным к стене Нижегородского кремля. Это здание общей площадью более 6, 5 тыс. кв.м и длиной фасада 188 м до 2003 года сохраняло свою основную функцию. Когда его передали Государственному центру современного искусства, арсенал требовал инженерной реставрации и кардинального переустройства. Около десяти лет полным ходом идут работы по восстановлению и функциональному переоборудованию исторического пространства. Ориентировочная сдача объекта – весна 1915 года. В 2011 году в эксплуатацию ввели первую очередь здания площадью около 1,7 тыс. кв.м, Приволжский филиал ГЦСИ начал там полноценную музейно-выставочную и событийную деятельность. Идеологию преобразования памятника архитектуры разрабатывала целая группа профессионалов, в состав которой вошли Анна Гор, Евгений Асс и реставратор Александр Епифанов. В 2012 году их труд был оценен по достоинству: проект получил приз The Art NewsPaper Russia. Сегодня «Арсенал» уверенно вошел в число ведущих художественных институций страны – прекрасный повод сравнить отечественный и международный опыт создания подобных объектов.   

Лекция пройдет в рамках программы «Музей<НОВОЕ ПРОСТРАНСТВО» 21 октября в 19.00 во флигеле «Руина» музея архитектуры. Вход свободный. 

Лучшие работы молодых дизайнеров и архитекторов, студентов профильных вузов в номинациях «Архитектурный облик» и «Предметно-пространственная среда» посвящены новому облику детских садов, соответствующему требованиям современного общества. Главные тренды, которые помог выявить конкурс, – это применение экологичных материалов, разработка новых пространственных и цветовых композиций, максимальная интеграция в природный ландшафт.

Для экспозиции было отобрано два десятка из 88 присланных экспертному совету проектов. В состав совета  помимо представителей властных структур вошли вице-президент Российского психологического общества профессор Александр Асмолов, главный архитектор Москвы Сергей Кузнецов, президент Союза архитекторов России Андрей Боков. 

Официальный сайт организатора: winzavod.ru 

Напомим, что программа разработана в Центре территориальных инициатив «АрхПолис» совместно с Московской архитектурной школой МАРШ и Российской академией народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ. В ее рамках планируется подготовить специалистов в области комплексного развития сельских и городских территорий, которые способны генерировать идеи и реализовывать свои инициативы. 

Обучение включает два теоретических курса – «Управление развитием территорий» и «Развитие городской среды и планирование», а также практические занятия в Мастерских территориального развития. Там студенты будут работать над проектами реальных территорий: деревни Звизжи Дзержинского района Калужской области, поселения Большое Завидово Тверской области, промышленной зоны на северо-востоке Москвы. Обучение, которое начнется 1 ноября 2013 года, завершится защитой проекта. Зарегистрироваться для участия в презентации программы, которая состоится 17 окбтября в 19.00 по адресу: РАНХи ГС на Пречистенской набережной, 11, м. «Парк культуры», можно здесь. Все подробности образовательной программы здесь.

В WAF-2013, прошедшем в сингапурском гостиничном комплексе Marina Bay Sands, приняли участие 2100 архитекторов и дизайнеров из 68 стран. 29 конкурсных категорий включали два больших раздела «Постройки» и «Проекты». Жюри в этом году возглавил известный архитектурный критик и историк архитектуры, профессор факультета архитектуры Вашингтонского университета Кен Тадаши Ошима (Ken Tadashi Oshima). Фестиваль проходил под девизом «Цена и ценности»: очевидно, организаторы ставили перед собой задачу выяснить, подвергаются ли трансформации базовые профессиональные ценности в контексте неустойчивого, а подчас и сурового экономического климата.   

Лучшей постройкой признано здание Художественной галереи Toi oTamaki в Окленде (Новая Зеландия), о котором  программный директор WAF Пол Финч (Paul Finch) сказал так: «Перед нами хорошо сбалансированная работа, выходящая за рамки конкурсных категорий. В ней сочетаются старое и новое, наука и искусство, природные и рукотворные структуры. Одним словом, воплощен целый комплекс идей в сейсмически опасной зоне Земли. Это пример бережного отношения к истории, архитектурному опыту прошлого, совмещенный с исключительным дизайнерским прагматизмом». 

В разное время премию в категории «Здание года» уже присуждали таким постройкам, как  Музей MAXXI Захи Хадид, Университет Луиджи Боккони в Милане Grafton Architects, Южноафриканский переводческий центр «Мапунгубве», спроектированный бюро Peter Rich Architects. Следующий фестиваль WAF пройдет в Сингапуре с 1 по 3 октября 2014 года. Прием конкурсных работ начинается с февраля 2014 года. 

Официальный сайт фестиваля: worldarchitecturefestival.com 

«Архплатформа. ру»: Первыми в серии «Архитектурная школа», поддержанной МАРШ, вышли книги «Архитектура счастья: как обустроить жизненное пространство» Алена де Боттона и «Мыслящая рука: архитектура и экзистенциальная мудрость бытия» Юхани Палласмаа. Евгений Викторович, почему было решено начать именно с них?

Е.В. Асс: Наш интерес заключался в том, чтобы выбрать книги, с одной стороны, способные помочь начинающим архитекторам расширить круг гуманитарных знаний, а с другой – полезные всем, кто просто интересуется культурой, архитектурой, социальными науками. Культурно-философская работа Юхани Палласмаа оказалась одной из стартовых совсем не случайно. Она проливает свет на такие ключевые для нас в МАРШ обстоятельства, как переживание и восприятие архитектуры, отмечает направление наших исследований в этой области. Мы давно хотели опубликовать этот труд в профессиональном переводе, и Александр Карманов, глава  издательства «Классика-XXI», поддержал нашу идею. Что касается Алена де Боттона, то это была инициатива самого издателя, которому очень понравилась «Архитектура счастья». В отличие от Палласмаа ее автор не является архитектором, он пишет о самых разных аспектах культурной жизни, много – о музыке. А в этой работе дает, быть может, для профессионала в чем-то наивный, но в то же время какой-то очень незамутненный, свежий взгляд на архитектуру. Две книги дополняют друг друга. Одна – глубокое внутриархитектурное исследование, в другой – об архитектуре с любовью и интересом размышляет сторонний наблюдатель.
 
Ален де Боттон задается вопросом, влияет ли архитектура на ощущение счастья, и приходит скорее к положительному ответу. Ставите ли вы перед собой подобный вопрос, и как на него отвечаете?

Де Боттон верно замечает, что архитектура имеет на нас огромное воздействие. Гораздо более мощное и эффективное, чем другие сферы культуры, чем даже литература и изобразительное искусство, хотя бы потому, что от архитектуры никуда не денешься. Мы живем в городах, в которых за время их существования накопилось много красивого, много ужасного. Поэтому рассуждения о взаимосвязи архитектуры и счастья оправданы лишь применительно к собственному дому. Представление же о том, что вся архитектура может вызывать прилив эндорфинов,  –  это  абсолютная утопия в силу различий между людьми, культурами, временами. Сегодняшняя культура слишком мозаична и дифференцирована, а времена, в которые мы живем,  –  трагичны и сложны. Трагизм в них очевиднее и заметнее, чем счастье. Если раньше и можно было выделить одно направление архитектуры, выражающее представление о счастье того или иного общества, о чем пишет де Боттон, то сейчас это невозможно. Эти рассуждения лежат в области публицистических допущений. Книга «Архитектура счастья» может дать архитектору повод задуматься о его работе, напомнить, что эта работа должна быть позитивно ориентирована. Но архитектор – он ведь, как врач или учитель: думает всегда о хорошем, думает, что несет благо, а получается – по-разному.

Де Боттон как раз приводит пример «Виллы Савой» Ле Корбюзье.  Архитектор был убежден, в том, что нестандартная плоская крыша подходит этому дому больше, чем скатная, и ему, хоть и со скрипом, но удалось убедить в том же заказчиков. Из-за несовершенства технологий крыша потекла, и большого счастья жильцы дома от этого не испытывали.

Архитектурная мысль часто опережает технологический прогресс. Что касается Ле Корбюзье, да и других людей того времени, они вообще пытались индоктринировать счастье, внедряли свое представление о нем. В какие-то моменты это совпадало с интересами и желаниями клиентов или общества в целом, а иногда оказывалось в противоречии. Но интересно, как эти тенденции постепенно овладевали массами. В наши дни уже ни у кого нет сомнений в том, что «Вилла Савой» – памятник архитектуры.

Сегодня архитектору сложнее внедрить в общественное сознание свое представление о том, что ему кажется правильным, чем в начале XX века?

Мы живем во времена гораздо большей изменчивости, и наши эстетические пристрастия стали намного подвижнее. Страсть к переменам – вот один из импульсов счастья в современном мире. Вы сегодня живете в доме «хай-тек», где все трубы снаружи, а потом переезжаете в особняк в псевдоклассическом стиле, и вас это ничуть не смущает.

Как вы сами сейчас работает с заказчиками? Часто приходится настаивать на каких-то решениях?

Хороший традиционный вопрос. Если заказчик не знает, чем я занимаюсь, просто пришел к архитектору и говорит: «Хочу Парфенон», то далее последует сложный, долгий и необязательно успешный разговор.

Но сразу от таких клиентов не отказываетесь?

Я постараюсь понять, зачем «Парфенон». Если это окажется устойчивым клише, то откажусь. Не потому, что мне не нравится Парфенон. Просто для меня в контексте современной архитектуры это противоестественная эстетическая модель. Если же заказчик пришел именно ко мне, потому что ему нравится то, что я делаю, у нас будет разговор в психотерапевтическом духе. Я попытаюсь понять его предпочтения в разных областях – от живописи и музыки до еды, чтобы каким-то образом почувствовать человека. Далее смоделирую предложение. Предложение все-таки чаще исходит от архитектора. Редко встречаются клиенты, которые знают, что они хотят, например, круглый дом, но это тоже можно обсуждать.

Начало моей работы лежит в области атмосферы, ощущения материала, пространства, образа существования людей в этом пространстве, звуков – каких-то вещей, которые сначала формируются где-то в подсознании, а потом постепенно превращаются в форму, чертеж и постройку.

Метод, похожий на тот, что описывает в своей книге Юхани Палласмаа, и созвучный тем исследованиям, что вы проводите со студентами в МАРШ…

Совершенно верно. Я проникся идеями и методологией Палласмаа очень давно, начиная, наверное, с первых лет работы. В МАрхИ видеть архитектуру в такой перспективе нас не учили. В МАРШ со студентами мы пытаемся обратиться не только к технологической, но и к этой, как я ее называю, поэтической реальности – реальности тела и ощущений. Это область архитектурной феноменологии, которой занимается Палласмаа, и не он первый. Вся скандинавская и швейцарская архитектура замешана на этой идеологии. Но все-таки она воспринимается как альтернатива. В современном мире быстрое эффективное строительство, девелоперский успех явно доминируют над чувственными основами взаимодействия человека и архитектуры.

Как воспринимают студенты такой альтернативный подход к архитектуре?

Работа со студентами в этом направлении оказалась очень непростой, потому что, как выяснилось, у них отсутствует рефлексия и по поводу собственного тела, и по поводу архитектурных ощущений. Они гораздо легче реагируют на изображения архитектуры, чем собственно на архитектуру. Для них мир чертежа и фотографии реальнее, чем повседневный жизненный опыт. Упражнение на фиксацию собственных переживаний в течение суток далось им с огромным трудом. Концентрировались больше на эмоциональных ощущениях вроде «скучно, грустно», а сколько раз они споткнулись за день, обо что и почему, написать не могли. Я надеюсь, что книжка Палласмаа как раз поможет пробудить интерес и желание включить эти сенсорные устройства, которые есть у всех людей, но у архитекторов они должны быть более развиты, обострены.

Палласмаа убежден в том, что студентам и начинающим архитекторам необходимо сначала прорисовывать свои замыслы от руки, строить макеты и только потом переходить к компьютеру. Вы с ним согласны?

Безусловно. Начинать проектирование с работы рукой  –  это обязательное требование. Но наш подход к рисунку отличается от традиционного, принятого в классической архитектурной школе, где рисование превращается в техническую систему манипуляций, достаточно абстрактных и отвлеченных. Рисование гипса  –  это, может быть, хорошая практика для руки, но никакая  –  для ума. Я, например, делаю очень много рисунков, которые каким-то образом, порой таким сложным, что самому не удается проследить эту цепочку, связаны с будущим проектом. О том же прошу учеников: как угодно, хорошо или плохо, но обязательно рисовать какие-то образы. И очень часто студенты, которые не успевали по академическому рисунку, делают совершенно гениальные этюды, являющиеся «декодерами» последующих проектных высказываний. Например, Анна Шевченко, одна из наших студенток, в рамках студии «Архитектура и чувства» нарисовала «Баню по- черному». И вот в этом быстром эскизе ей удалось ухватить сердцевину архитектурного содержания и его переживания органами чувств, включая даже запах.

Еще мы просим делать макеты не из бумаги, потому что там есть очень много промежуточных операций до выявления формы, а из других материалов. Это одно из первых упражнений на проектирование телесных переживаний. Речь идет не о стандартном макете, представляющем  форму и фасады здания, но о его тактильном и пластическом содержании. Ставится вопрос, каким будет здание по ощущениям снаружи и внутри – шершавым, полированным? Кто-то воспользуется стеклом, а кто-то слепит свой объект из грубой глины, покрашенной в черный цвет. Это важный путь к преодолению проектных клише. В нашу эпоху существует тирания чертежа – с него начинается проектирование, задаются параметры, функции. Все берется из каких-то виртуальных архивов. Вопрос, что принадлежит при этом архитектору? Какой-то странный кусок экрана. Начинать с него проектирование мне кажется неправильным. Еще важно суметь рассказать о будущем пространстве, написать эссе, чему мы тоже учим. Может быть, как ни странно это звучит, мы дойдем до того, что настроение проектируемых объектов будет передаваться в форме танцев или музыкальной партитуры.

Вернемся к серии книг «Архитектурная школа». Что на очереди?

Хотелось бы опубликовать исследование Альберто Переса-Гомеса «Построено на любви: архитектурные страсти вне этики и эстетики». Уже из названия ясно, что речь идет об эротическом начале как механизме производства и восприятия архитектуры. Автор движется параллельным, очень близким с Палласмаа курсом. Но вообще продолжение серии зависит о того, как пойдет реализации первых двух книг. К сожалению, культура чтения и обсуждения книг об архитектуре у нас пока слабо развита.  

С чем это связано?

В частности, со всей образовательной системой. Например, в Высшей технической школе Цюриха (ETH) мне показали список из ста книг, которые обязательно должен прочесть студент архитектурного факультета. Из этих ста я насчитал семь переведенных на русский язык. То есть, среднестатистический русский студент, выходя из ВУЗа, не прочитывает, как минимум, 93 из 100 книг, которые обязательны для швейцарских архитекторов. И вот эта необязательность чтения – часть ошибки образования. Интерес к специальной литературе необходимо провоцировать.
Сейчас появились новые издательства, которые выпускают книги по архитектуре  –  издательство Андрея Курилкина, «Стрелка», «Гараж». Надеюсь, совместными усилиями мы создадим новое интеллектуальное пространство архитектуры. Возможно, сначала чтение книг об архитектуре станет модным трендом, а со временем разовьется и профессиональный дискурс, которого сейчас явно не хватает.

Какие книги вы бы порекомендовали в первую очередь прочесть тем, кто изучает или интересуется архитектурой, хотя бы пять, кроме вышеупомянутых?

Обязательно – «Плоть и камень» Ричарда Сеннетта, о взаимоотношениях человеческого тела с его материальным окружением. Необходимо также упомянуть книги Кристофера Александера. Не знаю даже, с какой стоит начать. У него есть замечательное исследование устойчивых пространственных систем и элементов, из которых складывается наша среда обитания, от города до квартиры. В число настольных книг, безусловно, рекомендовал бы студентам включить работы Цумтора: «Мыслящая архитектура» и «Атмосферы». И очень важная книга, которая еще не была переведена на русский, – Альдо Росси «Архитектура города».

Оригинальные названия книг, рекомендованных Евгением Ассом:

- Richard Sennett. Flesh and Stone: the Body and the City in Western Civilization.
- Christopher Alexander. «A Pattern Language: Towns, Buildings, Construction».
- Peter Zumthor. «Thinking architecture», «Atmospheres».
- Aldo Rossi «Architettura della Citta» («The Architecture of the City»)
- Alberto Perez-Gomez «Built upon Love: Architectural Longing after Ethics and Aesthetics»

Информация о книгах серии «Архитектурная школа» на сайте Издательского Дома «Классика-XXI»: www.classica21.ru

Сайт архитектурной мастерской Евгения Асса: www.asse.ru

Сайт школы МАРШ: www.march.ru

Фото: Глеб Анфилов
 

Ян Гейл презентовал результаты своей работы в Центральном доме архитектора. На встречу со знаменитым урбанистом пришли не только профессиональные архитекторы и журналисты, но и представители властных структур, общественные деятели и просто неравнодушные горожане. После окончания презентации нам удалось задать несколько вопросов ньюсмейкеру. 

Изменения к лучшему невозможны без развития легкого метро. Сегодня Москва похожа на мицелий, поддерживающий жизнедеятельность «грибов» - зон возле станций метрополитена. Другими словами, зоны городской активности совпадают с территорией возле станций, а так быть не должно, город должен развиваться равномерно. 

Следующий пункт – подземные переходы. Избавьтесь от них! Так уже сделали в Нью-Йорке и Париже. Парижане переходят Елисейские Поля поверху, а не под землей! Мы в Дании тоже строили подземные переходы 40 лет назад, но сегодня все они засыпаны песком. Вид уличной сети полностью изменился.  Нельзя забывать о пожилых людях и маломобильных категориях населения. Для них каждый спуск под землю – тяжелое испытание. Еще один совет: убрать авто  с набережных и превратить их в рекреационные зоны с массовым доступом к воде. По этому пути пошли муниципалитеты Лондона, Нью-Йорка, Парижа, Копенгагена. Что касается временных рамок, то если начать двигаться в правильном направлении прямо сейчас, то есть шанс справиться со всеми проблемами через 30-40 лет. 

 Официальный сайт архитектурного бюро: gehlarchitects.com

В проекте «Премия Дом 20-летия» в несколько этапов рассматривались здания, реализованные в России с 1991 по 2011 годы. В финале оказались в основном  московские сооружения, решенные в модернистском ключе. Но победителем по результатам заключительного общественного голосования, согласно официальной версии оргкомитета Премии, стал образец современной классики. «Римский дом» – жилой дом во 2-ом Казачьем переулке» – был построен в 2005 году. Первый большой объект Михаила Филиппова уже тогда был оценен критикой как явление исключительное. «Это лучший дом в Москве за последние сто лет», – писал Рустам Рахматуллин в «Известиях» (30.09.2005).  Событием международного масштаба, доказывающим, что классика способна возродиться, назвала его Лара Копылова («Интерьер + дизайн», 11, 2005). «Произошло чудо…»,  –  соглашался Григорий Ревзин, собравший отзывы коллег в статье, опубликованной в журнале «Проект классика» (март, 2006) и в монографии «Михаил Филиппов: Архитектор-художник» (ОГИ, 2011). 

Премия, полученная спустя 7 лет, свидетельствует о том, что мнения критиков прошли проверку временем. Эта победа напоминает и о таком феномене, как популярность хорошей классики на рынке недвижимости. Критики и аналитики не раз писали о том, что продается она быстрее и легче, чем все остальное, и дополнительные затраты на декоративные детали при строительстве довольно быстро себя окупают, если цена квартир не слишком превышает среднюю рыночную. Однако качественно работать в стиле, к которому не ослабевает народная любовь, сегодня способны лишь единицы. Михаил Филиппов, еще лет 30 назад сформулировавший свои принципы, –  безусловно, один из таких мастеров. Встретившись с архитектором, мы поговорили о том, что было и остается для него самым важным в творчестве, и как он к этому пришел.

– Михаил Анатольевич, однажды Вы сказали, что учились «самому правоверному модернизму и успешно работали в этой эстетике в первые годы после учебы». Напомните, пожалуйста, почему же в итоге вашем выбором стала классика?
–  Классика – не мой выбор. Классика – это выбор человечества. Это абсолютно объективная истина, засвидетельствованная памятниками архитектуры. Но самое важное, что это – система, наиболее созвучная природной геометрии нашего восприятия мира. В человеке заложено ощущение оси, наше зрение и способ передвигаться по земле подчинены крестообразной системе координат, нам нравятся устойчивые, соразмерные нам формы. А эстетика устойчивости это и есть ордер. Суть его в том, что даже в маленьком каблучке есть выносная часть и есть часть поддерживающая, они чередуются и в других элементах. Отсюда психологическое ощущение устойчивости.

– Но ведь и модернизм оперирует крестообразной системой координат?
–  Это совсем другая эстетика. В ней все вещи делаются по одним и тем же принципам. Построить дом, нарисовать книжную полку и спроектировать компьютер можно, руководствуясь одной и той же простой модульной клеточкой. Она уравнивает небоскреб, плитку в туалете и упаковочную коробку. В этом я вижу больше дизайна, чем архитектуры. Это художественная система, которой как бы нет. Она отрицает принципы старой художественности – с ее уместностью, соразмерностью, пропорциями. Вид модернистского дома, его габариты обуславливаются в первую очередь функциями, различными нормами, намеком на некий, часто далекий от архитектуры, техногенный или бионический образ, нарисованный, как правило, в небрежной, эскизной манере. При проектировании классического здания и функция, и конструкция, и инженерные коммуникации определяются пропорциями его фасада. Эти пропорции подчинены строгим модульным соотношениям, где радиус колонны жестко связан с ее высотой и так далее. И главной задачей архитектора становится поиск правильных пропорций, потому что они – основное условие красоты.

–  Красота – понятие объективное?
–  Красота – это странное такое, зыбкое, изгнанное из всех, включая научное искусствознание, областей понятие. Дискредитированное в современном мире всевозможными салонами и конкурсами красоты. Но для памятника архитектуры других критериев просто не существует. Из чего он построен, с чем связан, как понравился заказчику, как отвечает риэлтерским программам в конструктивном смысле, есть ли у него парковка –  все это совершенно не важно, и даже то, из чего он сделан. Например, интерьеры Останкинского дворца – сплошное папье-маше, а сохранили их в наилучшем виде. Спасают и восстанавливают только красивые здания. В этом году празднуется столетний юбилей трехсотлетия династии Романовых. К 1913 году, когда отмечалось само трехсотлетие, Россия достигла наивысшей точки процветания в области искусств. И ее опыт, объединяющий древнерусскую и европейскую художественные культуры, был зафиксирован в первом корпусе памятников. А одним из первых декретов советской власти была охрана этих памятников! Большевики хотели узурпировать, но не разрушать красоту. Красоту архитектуры люди видят так же, как и красоту человеческую. Это все та же божественная математика, высшая объективная истина, которую мы знаем априори. На бессознательном уровне. И как не бывает двух одинаковых красивых лиц, так и не бывает двух одинаковых классических зданий. Пропорциональные сетки могут быть разными. Поэтому у архитектора должен работать внутренний механизм, позволяющий определить, какие из них красивы.

– Для того, чтобы этот механизм заработал, нужны какие-то особые условия, кроме архитектурного образования?
– Есть еще два непременных условия. Во-первых – крепкое гуманитарное образование, знание памятников мировой художественной культуры. Во-вторых – личный художественный опыт. Чтобы создавать качественную классику, нужно уметь хорошо рисовать. Хорошо – в старом понимании слова. Как этому учат в Академии Художеств. Реалистично. Именно поэтому я учился на архитектора, но сначала стал художником. Я понял, что главное – не изучить элементы, не знать, как называются гусек, каблучок, архитрав и так далее, а уметь воспроизводить то, что нравится. А дальше уже можно фантазировать на любимые темы. Я рисовал старую Москву, Петербург, Венецию, а потом создавал по их мотивам свои фантазии. Мне хотелось смоделировать подобную городскую среду, понять, почему раньше все так красиво складывалось, а сейчас – не очень. Меня интересовал не какой-то один стиль в чистом виде, но город – как гармоничный комплекс разновременных сооружений. Я не знаю людей, которые любили бы только барокко или ампир.

Мы любим старые города за удивительные сочетания их архитектуры, создающие устойчивую, уютную среду, в которой, выбравшись из кошмарного безжизненного космоса модернистских районов, мы отдыхаем душой. Поэтому в белые ночи в Петербурге никто не гуляет по Купчино или по Гражданке – все едут в центр. Поэтому из Орехово-Борисово отправляются отдыхать в Венецию, хотя в Орехово-Борисово тоже много воды, и она не гниет, как в каналах. Людей интересует не столько историческая аутентичность или археология, сколько прогулочно-рекреационный характер старых городов. Как воссоздать такую же атмосферу? Этому была посвящена моя графическая фантазия «Стиль 2001 года», выигравшая в 1984 году конкурс японского журнала (J.A., Токио – Прим. ред.). Председатель жюри Альдо Росси сказал тогда, что я точнее всех ответил потребностям человечества. Когда пришло время, я приступил к воплощению тем, отработанных в графике и живописи, в архитектуре.

– Вы не стремитесь воссоздать определенный исторический стиль, не копируете памятники классицизма. Что же такое – классика Михаила Филиппова? Как она выразилась в «Римском доме», получившем такое важное звание как «Дом 20-летия»?
– В отличие от большинства моих коллег я считаю, что абсолютно невозможно восстановить живую классику в виде ремейков. Я в этом убедился еще много лет назад, когда был в Лондоне, встречался со сторонником возрождения классической английской архитектуры Принцем Чарльзом, рассмотрел творчество Квинлана Терри и других приверженцев копийного классицизма. Я понял, что копирование – безжизненный, тупиковый путь. Надо делать современную архитектуру – развивать темы, заданные прошлыми веками, продолжать поиски в уже намеченных направлениях. В «Римском доме» как бы сплавляются в одно целое сооружения разных эпох. Перед глазами у меня был образец театра Марцелла в Риме, руины которого вобрало ренессансное палаццо. Это вообще очень интересная, давно волнующая меня тема.

В «Римском доме» роль руины играет колоннада круглого двора, будто обросшая не одним, а целой системой домов. Сложность задачи состояла в том, что на Казачий переулок мне нужно было вывести четырехэтажную структуру, а в глубине она вырастала до семи этажей. Я решил это ступенчатым подъемом, для которого был придумана серия специальных ордерных шагов с переходом от древнеримской к ренессансной темам. Это мой вклад в ступенчатый ордер, над которым работали Браманте и Виньола.

Чтобы круглый двор, обращенный на юг, не превратился в темный колодец, он был раскрыт срезом. Круг, спускаясь, делает двор светлым и дает совершенно неожиданные, острые ракурсы. Мне нравится, что в этом нет жесткой законченности, свойственной, к примеру, сталинской архитектуре. А с художественной точки зрения я просто стремился создать дом, который хотелось бы рисовать. И действительно студенты МАрхИ приходят, рисуют. То есть, мне нравится ставить чрезвычайно сложные задачи и решать их в духе классики.

 –  Получается, что в «Римском доме», а далее и в других проектах – в доме на улице Маршала Рыбалко, «Итальянском квартале» на Долгоруковской – Вы воссоздаете образ того самого старого города, в который люди сбегают гулять и отдыхать душой из спальных районов. Вероятно, отчасти этим объясняется коммерческий успех классики, о котором пишут авторитетные критики.
– И этим тоже. И еще тем психологически комфортным ощущением устойчивости, долговечности, которое исходит от качественных классических домов. Они всем видом внушают уверенность в том, что в них вы будете жить долго и счастливо, и ваши внуки тоже. Что эти дома простоят не меньше, чем простояли многие другие классические здания, признанные памятниками. И такое странное и зыбкое понятие, как красота, о котором мы говорили, в данном контексте обретает серьезный экономический вес. 
 

Сайт «Мастерской Михаила Филиппова»: www.filippovm.ru

Раз и навсегда выбрав для себя путь инноваций  и использования экотехнологий, бюро 3XN придерживается его в течение многих лет. В 2007 году в недрах фирмы появился специальный отдел занимающийся изучением новых материалов и технологий, названный GXN. Префикс G в данном случае является первой буквой английского слова «green», то есть «зеленый». Редактору Archplatforma.ru удалось встретиться с руководителем GXN Каспером Йоргенсеном (Kasper Guldager Jørgensen) во время «Дней КНАУФ» в Москве.

 Господин Йоргенсен, расскажите, пожалуйста, о специфике работы вашего отдела. 

Мы занимаемся исследованиями новых материалов и строительных технологий для того, чтобы качество архитектурного проектирования неуклонно повышалось. Главная цель – формирование новой строительной культуры, положительно влияющей на окружающий мир. GXN завязывает партнерские отношения с ведущими экспертами в области биологии, цифрового проектирования, материаловедения. Использование информации из разных областей знания позволяет нам предлагать уникальные проектировочные решения в рамках стратегии «Лучшие здания и лучшая среда для людей». В своей работе мы касаемся пяти важных профессиональных сфер. Это «зеленый», информационный, поведенческий, технологический и экспериментальный дизайн. 

Не могли бы Вы вкратце охарактеризовать каждую из перечисленных стратегий? 

Экологический дизайн довольно распространен в мире, цели его всем ясны. Мы стремимся к тому, чтобы наши здания производили больше энергии, чем потребляли, были построены из перерабатываемых, безопасных для здоровья человека материалов, способствовали формированию комфортной среды. Недавний пример – проект Green School в Стокгольме. Это будет экологичное здание с большим объемом озеленения, висячими садами, вертикальными грядками для выращивания овощей, прудами с водорослями, которые производят энергию. Следующий аспект – информационный. Наш отдел большое внимание уделяет новым компьютерным технологиям в частности программам параметрического проектирования. Они позволяют проектировать «умные», энергоэффективные, экономичные здания с учетом использования дневного света, особенностей окружающей среды, климата и так далее.

В проекте офисного здания Horten Law мы использовали параметрический софт для расчета сложной геометрии трехмерного фасада, сделанного из стекловолокна и травертина. Благодаря необычной форме наружной оболочки удалось защитить интерьер от прямых солнечных лучей и предотвратить его перегрев. Поведенческий дизайн связан с включением психологического аспекта в сложный процесс проектирования. Мы же строим дома для людей, значит, нужно учитывать особенности поведения человека, корпоративную культуру, предугадывать поступки потребителя дизайнерских услуг в той или иной ситуации. Дизайн способствует тому, чтобы успокоить детей в классе, он может придать силы офисным работникам, открыть новые горизонты взаимодействия, общения.  К сожалению, большая часть зданий во всем мире строится без учета поведенческих особенностей человека в искусственно созданной среде. Архитекторы не исследуют визуальную проницаемость пространства, степень его приватности, не пытаются понять, какие ассоциации это пространство вызывает у людей. А жаль.

Под технологическим дизайном мы понимаем возможность пользоваться плодами сопутствующих, параллельных  дисциплин. Скажем, брать на вооружение технологии кораблестроения. При строительстве современных яхт широко используется такой материал, как Bendywood, то есть невероятно пластичное натуральное дерево, гнущееся в разные стороны. Или специальное стекло Ornilux, которое могут видеть птицы, поскольку оно покрыто пленкой, отражающей ультрафиолетовые лучи. Таких примеров масса. И, наконец, экспериментальный дизайн, основа основ. Смысл его в том, чтобы не останавливаться на достигнутом и продолжать эксперименты. Я имею в виду общую нацеленность в будущее. Да, это непросто и требует финансовых вложений, но без эксперимента не будет развития.

Какие новые материалы вы исследуете и применяете в архитектурной практике? 

Они появляются чаще, чем кажется. Благо, уровень технологического и технического развития сейчас высок как никогда. Сегодня рынок предлагает  материалы, существование которых 10-15-20 лет назад казалось невозможным. Возьмите дерево Accoya – оно абсолютно безвредно с точки зрения экологии, а его гарантированный срок службы составляет 100 лет, целый век! Или лента 3M VHB, которой можно склеить две поверхности фасада. А веревка Spectra Rope, вообразите, в 15 раз прочнее стали!   В лаборатории GXN мы исследуем свойства многих материалов, после чего используем их при строительстве объектов.  Например, материал с изменяемой фазой на основе парафинового воска Rubitherm мы называем «пассивной кладовой тепла». Эти гранулы интегрируют в массу материала, например бетона, что позволяет аккумулировать тепло при нагревании и холод при охлаждении, а значит, снижать затраты на обслуживание здания.

Электролюминесцентные энергоэффективные полоски Light tape толщиной 1 мм можно наклеить на любой объем или поверхность – они с успехом заменят обычные лампы. В основе их действия – электризация светоизлучающего состава. Точно так же устроена подсветка плазменных телевизоров.  Еще один пример – дихроматическое стекло Narima, покрытое ультратонкой пленкой оксида металла. Вы наверняка наблюдали явление интерференции в опыте с каплей масла на поверхности воды. Здесь происходит то же самое: мы видим радугу на стекле  при изменении угла зрения, угла наклона плоскости или поворота источника света.

Микросолнцезащита  Microshade, тончайшая сетка из нержавеющей стали, которую устанавливают на стекло под определенным углом, задерживает до 90% солнечного света, если светило стоит в зените. Незаменимая вещь на фасадах, обращенных на юг. И в заключение вот вам парадокс. Самым лучшим и легким изолирующим материалом считается аэрогель Lumira. Как вы думаете, сколько в нем воздуха? Оказывается 99,8%! То есть, практически он состоит из воздуха.

 При строительстве нового здания информационного центра Политехнического музея и МГУ, в конкурсе на проектирование которого бюро участвовало, но не одержало победу, вы тоже предполагали использование инновационных материалов?

Да, конечно. В качестве центрального помещения был задуман  просторный атриум, перекрытый мембраной из ETFE, которую нужно было надувать с приближением холодов и сдувать летом. Мы планировали использовать для облицовки фасада композитный самоочищающийся материал. Жаль, что эти идеи не пригодились. Но Россия – огромный рынок, и я надеюсь, мы здесь все равно что-нибудь построим со временем!

Каспер Гулдагер Йоргенсен родился в 1976 году. Окончил  факультет архитектуры  университета Южной Калифорнии и магистратуру университета Орхуса. В 2005-2006 годах работал в бюро Henning Larsen Architects. В настоящее время возглавляет департамент инноваций GXN архитектурного бюро из Дании 3XN. 

Официальный сайт архитектурного бюро: 3xn.dk

Конкурс на проектирование 12-этажного здания, призванного связать пешеходную зону делового центра с Краснопресненской набережной, был инициирован главным архитектором Москвы Сергеем Кузнецовым. По его мнению, согласие инвестора Mos City Group на проведение архитектурного соревнования – хороший и очень правильный для города жест, и этому примеру стоит последовать другим девелоперам. К участию в конкурсе были приглашены шесть команд. 29 апреля объявили результаты. Бюро UNK Project вышло на первое место и получило право заключить контракт с заказчиком на дальнейшую проектировку объекта. Второе место заняло архитектурное бюро «Проект Меганом», третье –  ADM Architects.

UNK Project интерпретировали свое здание как триумфальную арку с прорезанным по диагонали проходом, ориентированным на юго-восточный угол участка, место максимальной концентрации пешеходов. В соответствии с ролью парадного входа в «Сити» для фасадов было придумано изящное и нарядное решение, сочетающее структурное остекление с «резным» архитектурным бетоном.

Мы попросили Юлия Борисова, вместе с Юлией Тряскиной и Николаем Миловидовым основавшего бюро UNK Project в 2000 году, рассказать о проекте и поделиться впечатлениями от участия в конкурсе. 

Примите наши поздравления с победой. Какое значение это событие имеет для вашей команды? Можно ли считать его выходом на новый уровень – уровень работы с крупным городским масштабом?

Если говорить об объемах, у нас уже были более крупные градостроительные объекты. ( В прошлом  году UNK project вошло в число финалистов конкурса проектов для «Сколково» - Прим. ред). Но по сложности задачи и важности участка проектирования комплекс «Империя Тауэр» – сейчас, безусловно, наш флагманский проект.  И эта победа – действительно прорыв.

Какие задачи вы ставили перед собой, разрабатывая объемно-пространственную композицию здания? 

Мы хотели изменить ситуацию, когда в первую очередь учитываются задачи инвестора, а интересы города отодвигаются на второй план, попытались равноправно соединить одно с другим. Комплекс «Москва-Сити» - сложное место, коммуникации с урбанистической средой здесь выстроены не очень хорошо. Поэтому мы постарались максимально раскрыть наше здание, интегрировать его внутреннее пространство в городское. Для этого в объеме был прорезан не просто атриум, как в работах других участников конкурса, а крытая пешеходная улица - комфортное, защищенное от ветра общественное пространство. Тут могут быть установлены арт-объекты, столики кафе.

В целом по функциям здесь стандартный набор: офисы, ритейл, кафе, паркинг, плюс медицинские учреждения и лифты, на которых можно подняться на озелененное общественное пространство на крыше.
Этот объект не самый значительный в деловом центре, но он ближе всех остальных расположен к Москва-реке. Мы трактовали его как портал между городом и комплексом «Москва-Сити». Представляли себе дверь – красивую, добротную, на которой интересно разглядывать детали – ручку, филенки. И по такому же принципу рисовали фасады – насытили их деталями, которые видны на уровне человеческих глаз. Накладные фасады – ажурная параметрическая мембрана из архитектурного бетона. Внизу она плотная, весомая, выше орнаментальная ткань облегчается, здание как бы тает в воздухе.

При этом мы очень старались – буквально били себя по рукам, чтобы объект гармонировал со всем комплексом и не выпадал из общего ансамбля, отказывались от броских, забирающих слишком много внимания элементов.

Как ваш комплекс взаимодействует с другими зданиями «Москва-Сити»?

Он вступает в диалог с разными составляющими градостроительного контекста. Абрис повторяет силуэт башни «Империя», фасадные развороты рифмуются с закручивающимися движениями «Эволюции», наклоны и членения центрального стеклянного фасада вторят стилобату «Города столиц». Элементы остекления и фальш-фасады  –  в целом характерны для«Сити». А резной бетон на фасаде – это «выход» на город, он корреспондирует с гранитом набережной, декором сталинских домов, гостиницы Украина.

Как вы оцениваете работы других участников конкурса?

Больше всего мне понравился проект Юрия Григоряна, но в каждой из работ было что-то интересное, слабых проектов на этом конкурсе не было. Мы обнаружили, что в процессе проектирования перебрали практически все аналогичные варианты. И очень рады, что тот вариант, к которому мы пришли, оказался наиболее полным ответом на поставленную задачу.

В российском архитектурном сообществе далеко не все поддерживают практику проведения закрытых конкурсов. Есть мнение, что нужны два этапа  –  сначала конкурс портфолио, а потом соревнование его победителей. Иначе непонятно, почему заказчик выбрал именно эти бюро и не дал шанса другим. Что вы об этом думаете? 

Я абсолютно уверен, что хорошо организованный конкурс – самый эффективный способ получить грамотный ответ на поставленную задачу. Этот конкурс был проведен очень качественно, на высоком европейском уровне. Наверное, он лучший из всех, в которых мы когда-либо  участвовали, за что большое спасибо можно сказать его оператору Институту «Стрелка». Прежде, чем пригласить на конкурс определенных проектировщиков, заказчик так или иначе изучает портфолио  разных компаний или по предшествующему опыту знает, с кем ему будет комфортнее работать.Таким образом, в закрытых конкурсах тоже есть этап «портфолио», только он не афишируется. Что касается конкурсной практики в целом, открытые конкурсы я считаю малоэффективными, хотя для молодых они могут быть хорошим шансом заявить о себе.

22 мая в рамках выставки АРХ Москва NEXT 2013! и программы СМА «Метод 2.0» Юлий Борисов прочтет лекцию «Интернациональный метод» - о том, как архитекторам UNK Project удается  воплощать на одной российской почве, те принципы и методы ведения проектного бизнеса, которые каждый из них узнал во время учебы и работы за рубежом.

Начало: 18.00, ЦДХ, зал ДНК

Официальный сайт бюро: www.unkproject.ru

Госпожа Муссави, как бы вы определили роль архитектуры в современном обществе? 

Я убеждена в том, что архитектура действительно может улучшить человеческую жизнь и нашу среду обитания. Архитектура – это смесь эстетики и политики, и обе эти составляющие оказывают огромное влияние на социум. Однако роль ее будет значимой лишь в том случае, если удастся наладить связь между людьми и зданиями. Наиболее актуальная проблема современной архитектуры - организация коммуникации между объектом  и урбанистическим контекстом, а также между зданием и человеком как пользователем архитектуры. 

Как эта проблема решается в ваших проектах?

Приведу в пример один из недавних объектов - магазин одежды и текстиля John Lewis в британском Лестере. В городе Лестере весьма многочисленная индийская община, и на улицах часто можно встретить индианок, одетых в сари. Для фасадов мы выбрали из архивов заказчика паттерн, похожий на узоры их тканей. А в основе архитектурной концепции лежит идея «сети», узорчатой мембраны, которая пропускала бы солнечные лучи, но в то же время создавала в интерьере атмосферу приватности. Так мы постарались подчеркнуть взаимосвязь между спецификой бизнеса заказчика, архитектурой и характерной визуальной составляющей городской среды. 

Узор, внедренный между двумя пластинами зеркального стекла, формируется четырьмя панелями разной толщины и разной степени проницаемости.  В отличие от куска ткани «зеркальный» паттерн не плоский, а объемный. Он, меняющийся в зависимости от положения солнца и времени суток, является катализатором процесса взаимопроникновения культурных традиций и архитектурного контекста. Зеркальная мембрана и есть архитектурная ткань. Впрочем, как вы понимаете, простым людям это было не интересно, их привлекал фасад, отражающий все происходящее. Мне доставило огромное удовольствие рассматривать со стороны людей, останавливающихся возле здания и подолгу рассматривающих свое отражение, силуэты прохожих и проезжающих машин. Так горожане взаимодействуют с городом.

Говоря о зеркальном отображении среды, нельзя не упомянуть еще один ваш объект, Музей современного искусства в Кливленде. 

Да, я воспринимаю эту работу как очередной этап преобразования традиционного музея с анфиладой залов в сложное нелинейное пространство. Фасады постройки, отделанные  полированной до зеркального блеска черной нержавеющей сталью, можно назвать интерактивными.  Они  отражают картинки городской жизни: куски урбанистического пейзажа, мчащиеся машины, пролетающих птиц. Динамичные искаженные изображения создают параллельную реальность. А искаженные они потому, что средняя часть панелей нержавейки рельефная, а не плоская. 

Сегодня в своей лекции на форуме вы упоминали об опыте создания интерактивного общественного пространства…

…вернее, о превращении монументального специфического  объекта  в такое пространство. Да, действительно. Речь идет о проекте портового терминала в Йокогаме, за который бюро получило награду Британского королевского института архитектуры. 

В этой работе мы стремились понять, где заканчивается архитектура и начинается человеческий опыт.  Вот вам любопытная цифра: по подсчетам администрации порта, за год территорию терминала общей площадью около 50 000 кв. м, в том числе и зеленую зону на крыше, посещает 2 миллиона не пассажиров, а обычных жителей Йокогамы и гостей города. Они рисуют, музицируют, читают книги, дышат воздухом, общаются: еще одна цепочка «город-объект-человек». Никто их не зазывает сюда, люди приходят сами, у них уже выработалась хорошая бытовая привычка. 

Над чем вы сейчас работаете? 

Это жилой комплекс La Defense в Париже общей площадью 11 300 кв.м. Мы продолжаем  исследование темы открытости объекта мегаполису. При проектировании я и мои коллеги решили использовать такой прием: блоки этажей сдвинуты друг относительно друга под разными углами. Так различные уровни постройки приобретают визуальную связь в вертикальной плоскости, а над лоджиями возникают консольные козырьки, обеспечивающие защиту от прямых солнечных лучей. Что касается городских видов, то они становятся частью интерьера здания благодаря щедрому остеклению лоджий и балконов.

Вы расстроились, когда поняли, что победа в конкурсе на проектирование Музейно-просветительского центра Политехнического музея и МГУ досталась другому бюро? Многие считают ваш проект весьма достойным…

Нет, я не очень расстроена. Это же конкурс, все может случиться! Честно признаться, слишком мало времени у нас было для подготовки проекта. Может быть, именно это сыграло свою роль.  Почему здание, которое будет стоять много-много лет, необходимо придумать всего за месяц? В любом случае, я хотела бы что-нибудь построить в России в будущем.

Какой стратегии вы придерживались в процессе проектирования объекта? 

Здесь речь идет даже о двух стратегиях. С одной стороны, мы старались придумать здание, которое бы полностью удовлетворяло условиям конкурса. А с другой, хотели выработать инновационное планировочное и функциональное решение интерьера.  По нашему замыслу, гибкое внутреннее пространство центра разделено на несколько зон с отдельными входами; главная зона, что-то вроде амфитеатра-атриума, обеспечивает визуальную связь между остальными функциональными блоками.  Атриум активный, динамичный, не пустующий. 

А почему вы использовали скругленный объем, этот купол, в котором некоторые критики разглядели традиционный элемент храмовой архитектуры? 

У вас есть любимые формы и материалы?  

Нет. Как архитектора меня интересует не форма как таковая и не материал как таковой, а то, что можно сделать с формой и материалом. Мы проектируем самые разные здания. К примеру, музей в Кливленде обшит черной зеркальной нержавейкой, а социальный жилой комплекс в Мадриде отделан древесиной бамбука. Черпать вдохновение можно в любом материале или структуре. Форма обычно проистекает из специфики объекта, но это не значит, что нужно пассивно идти вслед за ней, подчиняться ей. Ведь форма – только один из ингредиентов проекта. 

Какой же материал вы планировали использовать для здания просветительского центра? 

Нержавеющую сталь. Но это мог быть и алюминий с таким же успехом. В общем, что-то легкое, изготовленное заводским способом и собранное прямо на месте. Впрочем, ведь это всего лишь идея, она нуждалась в доработке. Я привыкла воспринимать любую свою идею не как панацею или конечный пункт мыслительного процесса, а как эпизод, эскиз, влекущий меня на следующую ступень понимания архитектуры. Ну, а уж если идея оказалась плодотворной, удачной, значит, так тому и быть! 

 Официальный сайт архитектурного бюро: farshidmoussavi.com

Владимир Ионович, тема проектной студии, которую вы с Владимиром Юзбашевым ведете в МАРШ  – «Долгоиграющее жилье?». Имеются в виду недорогие, долговечные и при этом способные подстраиваться под меняющиеся обстоятельства решения. Вы считаете, у таких проектов в нашей стране есть перспективы?

Идея этого задания родилась из очевидной проблемы. В рамках программ по разработке недорогого, возможно арендного, жилья – а такие программы в нашей стране уже существуют – ничего принципиально нового не предлагается. Мы видим все те же, многократно растиражированные решения, ограниченные возможностями панельного домостроения. Одновременно его продукция – это давно уже не социальное, а коммерческое жилье, отнюдь не дешевое и не долговечное, при этом ужасного вида и качества. Да, я оптимистично полагаю, что рано или поздно для массовой застройки начнутся серьезные поиски альтернативы, и к этому уже есть предпосылки, так что вполне возможно, наработки студентов, выбравших эту тему, пригодятся им в их дальнейшей профессиональной практике.

Почему к вышеупомянутым программам до сих пор не привлекались талантливые проектировщики, способные предложить альтернативу панельным «клонам»? Может быть, нужна инициатива от архитекторов?

Наша студия, к примеру, и есть такая инициатива. Но по большому счету инициатива должна исходить от государства, от города, должен быть социальный заказ, которого как такового нет. Куда архитекторам идти с инициативой? Мы все живем в едином информационном пространстве. Все знают о западном опыте. Я недавно вернулся из Берлина. Там в центре, в респектабельном районе Митте, сдается в аренду  качественное, симпатичное жилье, которое могут позволить себе даже студенты. И западные примеры доказывают, что даже при скромном бюджете строительства и использовании унифицированных элементов возможно невероятное разнообразие вариантов.

Для разных ситуаций могли бы подойти дома, где все квартиры однокомнатные, или на первых этажах –  однокомнатные, выше – двухкомнатные и так далее. Разработка новых типологий  и сценариев – одна из задач, стоящих перед студентами моей группы. Что можно было бы сделать с таким жильем со временем – продать, сломать, видоизменить? Параллельно они исследуют зарубежные модели, и должны решить, насколько они приемлемы для России. Как у любого исследования, результат может оказаться и положительным, и отрицательным.

Изучая столичный рынок жилья, можно придти к выводу, что авторских проектов реального эконом-класса на нем пока нет. Если девелопер приглашает бюро с именем и выдерживает планку заданного им качества, то цены за квадратный метр начинаются от 3000-4000 долларов. В практике вашего бюро ТПО «Резерв» есть более доступные примеры?

Дома, которые мы проектировали в Москве, относятся скорее  к «бизнес» и «премиум»-категориям, но в ближайшем Подмосковье, рядом с Химками, сейчас ведется строительство большого района «Ивановское». По идее это жилье эконом-класса. Это квартальная застройка, трех-четырех-пятиэтажные дома, но при этом комфортные, с лифтами, только квартиры меньше по площади.

В чем принципиальные отличия этого района от типовой застройки 1960-80-х, которую все ругают за монотонность и непродуманную организацию пространства?

Здесь, работая над мастер-планом, мы старались придерживаться концепции «Нового урбанизма». Например – ограничить автомобильное движение во дворах, чтобы доступ был только у спецтранспорта, а жители оставляли машины на стоянках с внешней стороны кварталов. Гаражи мы предложили замаскировать под элементы ландшафта – спрятать под зелеными холмиками. Все необходимые объекты инфраструктуры – в шаговой доступности. Словом, мы планировали уютную, соразмерную человеку среду.

Из каких материалов строятся в этом районе дома?

Несущие конструкции – монолит, внешние стены – панели разных цветов по индивидуальному проекту. Цвета много – не «безумие», конечно, но для визуального разнообразия было разработано несколько комбинаций. 

Создается впечатление, что цвет в экономичных проектах – главное средство индивидуализации.

Не единственное, но самое простое. К необычным объемно-пространственным решениям заказчики относятся с недоверием, боятся, что на нестандартные варианты не будет спроса, хотя, на мой взгляд, это не так. Многоквартирные дома в массе своей однообразны не потому, что архитекторы такие неталантливые и ничего нового придумать не могут. Проблема в том, что заказчики еще очень консервативны и предпочитают идти проторенным, уже приносившим прибыли путем, а не экспериментировать.

Это касается только малобюджетного жилья?

По моим наблюдениям, после кризиса 2008-2009 годов в проектах дорогих домов тоже наметилась тенденция к упрощению, к примеру, квартиры стали меньше по площади. До этого сегмент элитного жилья был на подъеме. Динамика роста благосостояния его потенциальных потребителей была такова, что казалось, денег будет все больше и больше. Вот люди и думали: почему бы не купить квартиру не в 70, а в 120 кв.м. в престижной новостройке. Залезали в долги. Сейчас в проектах предусматривается больше однокомнатных, двухкомнатных квартир – их легче продать. С нестабильной финансовой ситуацией связана и возросшая популярность более-менее доступного жилья, и, вероятно, она будет расти.

Официальный сайт бюро: www.reserve.ru

Портрет Владимира Плоткина: www.march.ru

Фотографии европейского социального жилья - примеры, рассматривавшиеся в рамках проектной студии "Долгоиграющие жилье?" в школе МАРШ. Благодарим за предоставленные материалы Владимира Юзбашева.

 Ниже еще несколько объектов из мировой практики.

Мексика http://www.archilenta.ru/index.php?act=1&nwid=846

Франция http://www.archilenta.ru/index.php?act=1&nwid=1936

Испания http://www.archilenta.ru/index.php?act=1&nwid=1600

Другие объекты по теме: http://www.archilenta.ru/index.php?act=3&catg=75

См. также предыдущее интервью из серии: «Проектирование жилья эконом-класса: опыт бюро «Сергей Киселев и Партнеры. Беседа с Игорем Шварцманом».