Warning: min(): Array must contain at least one element in /var/web/c318006/vhost/archplatforma.ru/sub/www/index.php on line 199 Warning: max(): Array must contain at least one element in /var/web/c318006/vhost/archplatforma.ru/sub/www/index.php on line 200 «Деление здания на фасад и интерьер порочно» :: Архплатформа

«Деление здания на фасад и интерьер порочно»

09.04.14
19:09
автор: Екатерина Шалина    |    просмотр: (19124)

В продолжение программы конкурса «АрхиГрафика» публикуем интервью с архитектором Сергеем Мишиным, победителем в номинации «Архитектурная фантазия».

После церемонии награждения победителей Международного онлайн-конкурса архитектурного рисунка, проведенного сайтом Archplatforma.ru cовместно с Фондом Сергея Чобана и Союзом московских архитекторов, мы погрузились в работу над обещанным каталогом и некоторое время «не выходили в эфир». Пришло время поделиться новостями: каталог практически готов к сдаче в типографию, мы ведем подготовку к выставке лучших рисунков, которую также анонсировали на церемонии в декабре, и параллельно думаем над следующим выпуском конкурса. Детали будут совсем скоро, но уже сегодня можем сказать, что посетители выставки «живьем» увидят рисунки всех победителей и, в частности, серию «Город башен» Сергея Мишина. Архитектор из Санкт-Петербурга, руководитель STUDIO-MISHIN, подробно ответил на вопросы о своем бюро, как и для чего рисует, что проектирует, какие мысли и ощущения вызывает у него историческая и современная архитектура.

Что такое STUDIO-MISHIN, когда было создано ваше бюро?

Это мифическая компания, не бизнес-предприятие, а группа единомышленников, что-то, скорее приближенное к исходному значению слова «сотрапезники» (от латинского panis – хлеб), то есть преломившие хлеб. Группа то расцветала, то съеживалась пропорционально количеству хлебов, попадавших на наш стол. История возникновения студии тоже довольно мифическая. Я работал в Эрмитаже, которому передали огромный дом на набережной, рядом с кваренгиевским театром. Когда-то дом принадлежал корабельному мастеру Федосею Скляеву, соратнику Петра. Мне поручили обойти пустой дом и сравнить его планировку с инвентарным планом, датированным 1947 годом. В то время планы составляли дотошно и все совпадало, пока я не обнаружил маленькую железную дверь, не обозначенную на плане. Эрмитажный «кулибин» вскрыл ее, и взгляду открылось обширное помещение, пахнУвшее 1947 годом. Когда я попытался обрадовать начальство внезапно обнаруженной неучтенной квартирой, на меня посмотрели так, будто я обнаружил неизвестного Малевича под красочным слоем Караваджо. Инвентарные планы не стали поправлять. Так я стал обитать в несуществующей квартире, в которой прошло около 20 лет. Потом это пространство заполнилось людьми.

И чем люди занялись, на чем специализируется студия?

Это не слишком большие объекты – предметы, интерьеры, здания. Однажды мы спроектировали деревянный парусный корабль, который доплыл до Амстердама.

Занимались редизайном частного самолета, который долетел до Нью-Йорка. Наш любимый масштаб проекта  –  самодельная дверная ручка. Мы утешаем себя мыслью, что в архитектуре, как еще где-то, размер не важен. Может быть, то, что мы играем не по бизнес-правилам, не приносит больших заказов. Но мы в большей степени сосредотачиваемся на поиске важных для нас вещей.



Поиск важных вещей – исследовательская работа?

В том числе. Работая в Эрмитаже, я занимался исследованием истории строительства Эрмитажного ансамбля. Это было очень увлекательно. На месте существующих ныне зданий находились совершенно другие здания Петровского, Анненского и Елизаветинского времени, о которых было довольно мало сведений. В результате этих исследований сейчас мы имеем полную картину всех изменений, происходивших на этой территории. Это имеет практический смысл, поскольку здания Эрмитажа, как и многие другие в Петербурге, представляют сложную смесь разных фундаментов, стен и других конструктивных фрагментов исчезнувших зданий. Так, например, Зимний дворец Растрелли, при наложении планов, во многом совпадает с дворцом Анны Иоанновны, а тот, в свою очередь, с дворцом адмирала Апраксина. Мы сделали совмещенные планы, показывающие этапы эволюционирования всех зданий до момента, когда появился Эрмитаж. Позднее, археологи, копая по нашим планам, попадали на те стены, положение которых было нами предсказано.

STUDIO-MISHIN. Совмещенные планы территории Эрмитажа. 1725 год


Мы работали над проектом Нового входа в Эрмитаж с Дворцовой площади.Мы исследовали историю Малого Эрмитажа и разрабатывали концепцию приспособления Малого Эрмитажа под выставочные функции. Это в какой-то мере используется в проекте, который сейчас реализует Рэм Колхас (OMA).
В прошлом году открылся Висячий Сад Малого Эрмитажа, реконструкция которого выполнялась по нашему проекту. Одновременно мы занимались частными проектами.

STUDIO-MISHIN. Концепция реновации Висячего сада Малого Эрмитажа


Когда рассматриваешь ваши частные проекты – виллу в Испании, квартиру в Санкт-Петербурге или рисунок к дому Skewed House, который также участвовал в конкурсе «АрхиГрафика»,
складывается впечатление, что художественный и даже театральный образ стоит в них на первом месте. Заказчики это принимают или иногда все-таки приходится идти на уступки в пользу их комфорта?

Напротив, мы соблюдаем все требования, предъявляемые к современному уровню комфорта, просто стараемся сделать это так ловко и незаметно, что художественные параметры выходят на первый план.

Фото вверху и внизу: STUDIO-MISHIN. Проект «Лас Брисас». Частная вилла на Майорке. Информация о проекте и больше фото здесь.

Как фантастические здания из победившей серии «Город башен» вписываются в вашу позицию практикующего архитектора?

Однажды состоялась беседа или спор о том, имеет ли смысл в современной архитектуре само понятие «интерьер». Возражая своему собеседнику, я говорил, что деление здания на интерьер и фасад порочно. Интерьер должен быть частью и результатом общих пространственных решений. Приводил в качестве примера любимые мною здания, не имеющие вовсе никакого отдельного интерьера: Нотр-Дам-дю-О или термы в Вальсе. Какая сила сможет отделить в них интерьер от экстерьера?

Рисунок из серии Сity of Towers, победившей в конкурсе «АрхиГрафика», номинация «Архитектурная фантазия»

Продолжая, уже в отсутствие оппонента, мысленный спор, механически начал рисовать, как доказательство тезиса, изъеденные прямоугольными отверстиями дома. Потом приятель, увидев в Фейсбуке мою картинку, посоветовал отправить ее на конкурс. Я увлекся, нарисовал еще несколько и отправил.

 

 

Рисунок из серии City of Towers

Можно ли сказать, что рисунок – основа  вашего творческого метода?

Мне кажется очень важной та стадия проектирования, когда рука еще не взяла карандаш, вербальное что-ли проектирование. Разговоры, треп вокруг да около, нащупывание темы, смешки и байки по случаю, отсечение тупиковых путей, выбор предпочтений, фильтрация и индексация...На этом этапе все и формулируется, только ты еще об этом не догадываешься, как женщина не сразу понимает, что она зачала. А технология проектирования у меня довольно средневековая: на стадии поиска используется все, что попадает под руку – наброски на салфетках, скомканная бумага, пластилин. Если форма сложная, и рисуя, начинаешь понимать, что рука бессильна, тогда приходиться проверять замысел на 3D-моделях, потом снова кальки, наложенные на принты. В подаче тоже часто используется смешанная техника: рисунок поверх рендера или чертежа, пост-обработка. Я осознаю, что и ручной рисунок, особенно мастерский, и рендеринг в равной степени могут приукрасить проект и закамуфлировать его недостатки. Но рисунок, в отличие от рендера, может выявить главную мысль проекта. По какой-то причине, особо сильное отторжение вызывают у меня гиперреалистические картинки с бликами и отражениями, непременными голубыми небесами и длинноногими красотками, хотя в обычной жизни к ним такого отвращения нет.

Рисунок к проекту Skewed House

Однажды из-за спешки рабочие чертежи не были выполнены до конца, и мне приходилось объяснять испанскому прорабу, не говорившему ни на одном из известных мне языков, решение того или иного узла. Детали рисовались толстым карандашом прямо на оштукатуренной стене, фанерке, а иногда и палочкой на земле. Это был самый удачный и эффективный способ проектирования.

Кого из мастеров прошлого и настоящего вы считаете лучшими в архитектурном рисунке?

Предпочтения менялись со временем. В институте сильное влияние оказали чертежи группы Archigram, работы группы НЭР и Сенежской студии. С наслаждением рассматривал офорты Бродского и Уткина. В Эрмитажном Отделе Рисунка у меня была чудесная возможность подолгу просиживать за папками с подлинными чертежами Фельтена, Кваренги и Штакеншнейдера. Венецианский архитектор Тобиа Скарпа показывал мне по-итальянски живые скетчи и аксонометрические детали, выполненные его отцом, знаменитым Карло Скарпой. Хороши, на мой взгляд, бегло выполненные наброски в блокноте Стивена Холла, большого мастера игр с пространством и обладателя особого чутья к деталям. Графика раннего Даниеля Либескинда, аксонометрии Колхааса начала 80-х. Карандашные чертежи Петера Цумтора и проектные рисунки Евгения Асса полны для меня поэзии. Наконец, я лично знаю двух превосходных и намного превосходящих меня рисовальщиков архитектуры – профессора Сергея Малахова из Самарской архитектурной академии и петербургского архитектора Данияра Юсупова.

Что из мировой архитектуры вам близко?


Наверное, лучшее, что придумало человечество, это небольшие старые европейские города. Когда гуляешь по улицам, к примеру, средиземноморских городков, замечаешь, насколько просты дома. Охристая, не слишком ровная штукатурка, оконная перемычка или подоконник из известняка, старая дощатая дверь, непрошеный контрфорс или выступ камина, неведомая нам святая в нише — вот и все составляющие. Никто никогда не чертил этого фасада, не думал о пропорциях, окна и двери расположены так, как было нужно хозяину. Но как сложна эта улица и этот город, выстроенные из простых домов. Сколько визуальных лакомств предлагается: вот дом, следуя повороту улицы, надломился под тупым углом, а вскоре ему ответил в рифму острый угол противоположного дома на перекрестке, вдруг улица повернулась, и взору открылся сегмент пьяцетты со старым колодцем и принарядившейся тратторией. Вот щель меж сомкнутых шершавых боков подарила путнику драгоценную полоску лазури, а вот в приоткрытой по случаю зноя двери показалась с узорными майоликовыми подступенками лестница шириной с пол-матроны, чье монументальное белье сушится на балконе. В старых городках слова просты, но речь льется, а история захватывает.

Современность так не захватывает?

Меня не слишком увлекает то, что делают звезды. Гораздо более интересные вещи делают архитекторы, не слишком известные, не скованные собственным именем и почерком. Вообще, если архитектор слишком узнаваем, то это означает, что его личные мотивы и пристрастия для него важнее внешних факторов и обстоятельств. А наблюдать за персональными эволюциями звезды  – занятие малоинтересное. К тому же, время больших стилей, кажется, проходит. Есть архитектурные инструменты, гораздо более интересные, чем внешние приемы и почерки того или иного из мастеров. Например — пространство.
Как-то мне довелось побывать в доме, придуманном Алваро Сизой Виэйрой. Дом был почти закончен, но хозяин еще не заселился. Снаружи он выглядел, как четыре кубических объема, врезающихся друг в друга под разными углами. Визуально это достаточно ясное и очевидное решение. Но когда попадаешь внутрь, пространство начинает играть с тобой в свои игры. Оно пульсирует. Оно то пытается сжать тебя, становясь высоким и узким, но, когда становится невмоготу, ощущения тесноты сменяется чем-то широким и низким, как-бы придавливая. Каждый поворот открывает новую, завораживающую своей композиционной силой сцену. Параллельную игру ведет свет. Источников света вроде бы не видно, но свет рассказывает свои истории. Такое чувство, что этот мастер оперировал иными категориями, чем обычный архитектор: мял и лепил в руках пространство, продавливал и выкусывал из него каверны и пустоты, запуская внутрь свет и виды с фантастическими кусками моря и гор. А сама архитектура дома образовалась как следствие его экспериментов с пространством, как не слишком важная шкурка, оболочка. Поэтому все поверхности дома сделаны очень просто, даже бедно: белое, серо-белое, матово-белое,  50 оттенков белого и 10 степеней матовости.

Лестница на вилле «Лас Брисас»


Где, в каких странах сегодня самая интересная архитектура?

Точка актуальности постоянно движется. Еще недавно мне казалось, что самое интересное происходит в норвежских и датских бюро, с их свежим взглядом на традиционное, а теперь есть ощущение, что поиски в верном направлении сместились и находятся за Пиренеями, а то и за Андами. Каким-то чудом у испанцев, португальцев и латиноамериканцев получается живая и веселая, телесная и горячая, пахнущая мясом и вином, порой мудрая и трагичная, обаятельная архитектура и литература. 

На фото вверху и внизу: STUDIO-MISHIN. Z-FLAT. Квартира в Санкт-Петербурге. Информация о проекте и больше фото здесь.

 

Вам нравится, как в архитектурном плане сейчас развивается Санкт-Петербург?

Совсем нет. Мне кажется, что в Петербурге после мастеров модернизма 1960-х, Каменского, Сперанского, Жука и Вержбицкого, не появилось архитектуры, достойной этого города. Сейчас самая значимая архитектура монополизирована членами ОАМ (Объединенные Архитектурные Мастерские). Последние 20 лет они дружно застраивают город на Неве. Поочередно согласовывают друг у друга проекты, поочередно выигрывают в конкурсах, где кроме них практически никто не участвует. Часть из них, допускаю, искренне хочет, чтобы уровень их проектов как-то соответствовал уровню города, другая купается в лучах своего местного величия. Это бизнес-архитектура, сделанная без лишних рефлексий, глубоких размышлений, аналитики и чувства места. В последние годы, из-за того, что наши мэтры не в состоянии найти нужного языка, они постепенно скатываются к общим для всех приемам, симулирующим несуществующий, но горячо поддерживаемый чиновниками «петербургский стиль». Обычно под этим подразумевается нечто сундукообразное, желательно рустованное, с некими отсылками к неоклассике или ар деко. Пытливому глазу все труднее распознать отличия в их творческих почерках: этот чуть поклассичнее, а тот слегка передовее. По сравнению с этим любой из домов Евгения Левинсона 1930-х годов выглядит супер-прорывом.  И это происходит в Петербурге, в городе, где все на полутонах, на пуантах, на кончиках пальцев, одетых в музейные нитяные перчатки.

Не хотелось бы заканчивать беседу на минорной ноте. Вы видите какие-нибудь позитивные тенденции в сегодняшней российской архитектуре и градостроительстве?

Мне нравится то, что архитектура, в том числе и российская, становится умнее, в ней все больше виден «хищный глазомер простого столяра», а прихоти полубогов и пубертатные игры в стили становятся анахронизмом. Архитектура становится все более реактивной, пытается стать зеркалом общества, в котором она развивается. В средневековом обществе она была зеркалом, а сегодня – нет. Мне нравится понимать, почему это сделано именно так, и эта неброская красота логики и разума стоит больше, чем груды орнаментов или километры архитектурных приемов. Архитектура и градостроительство – пока еще не наука, но все больше становятся на нее похожими.

 

 На фото вверху: STUDIO-MISHIN. Виды виллы «Лас Брисас» на Майорке.

Фото и иллюстрации предоставлены STUDIO-MISHIN.

 

автор: Екатерина Шалина |  просмотр:(19124)
Добавить в блог





Арх.бюро
Люди
Организации
Производители
События
Страны
Наши партнеры

Подписка на новости

Укажите ваш e-mail:   
 
О проекте

Любое использование материалов сайта приветствуется при наличии активной ссылки. Будьте вежливы,
не забудьте указать источник информации (www.archplatforma.ru), оригинальное название публикации и имя автора.

© 2010 archplatforma.ru
дизайн | ВИТАЛИЙ ЖУЙКОВ & SODA NOSTRA 2010
Programming | Lipsits Sergey