А.В.: Предстоящий разговор, возможно, покажется тебе странным: я буду задавать вопросы, на которые в общей сложности знаю ответы, ведь мы работали в одной студии. Но я не знаю, например, почему ты выбрала для диплома именно «Перезарядье»? Что тебя привлекло в той специфической задаче, которую перед нами поставили?

Л.С.: Основных причин, наверное, две. Во-первых, мы должны были менять преподавателей проектных студий каждый семестр. Я успела поучиться у Антона Мосина, Наринэ Тютчевой, а у Евгения Викторовича и Кирила Ассов еще не была. Во-вторых, мне, безусловно, понравилась сама тема –  изначально провокационная. Нам предложили подумать над тем, что могло бы появиться на территории Зарядья, и представить это в проекте. То есть мы должны были разработать свой вариант развития событий для места, вокруг которого и так в последнее время происходит много событий, и уже есть определенный официальный сценарий. Сначала это казалось странным, но как только началась работа, сомнений в том, что год будет ужасно интересным, не осталось. 

Место с таким сильным контекстом  –  само по себе вызов. Ведь это и исторический центр, и центр политической власти, и совершенно пустое и при этом огромное пространство в сердце города.

Это так, и любой проект для Зарядья по умолчанию связан с политикой. Мы начали с размышлений о том, какова была логика принятия последнего политического решения. Писали небольшое эссе, где должны были ответить на этот самый  вопрос: «Почему парк?». Уяснили для себя, что это жест символический, своеобразная метафора демократии. И к тому же –  решение из популярной сейчас области общественных пространств, продолжение истории Парка Горького. Кажется, что зеленая рекреационная зона в центре – это хорошо и выгодно для города, одновременно она имеет страшное общенациональное значение. Однако мы пришли к выводу, что парк в Зарядье не решает проблем ни города, ни этого места.

Какие это проблемы?

Зарядье из-за своего положения и окружения успело пережить многое: снос существующего городского района, предполагаемое строительство Наркомтяжпрома, недостроенную сталинскую высотку и гостиницу «Россия». Это место определенно устало от каких-то больших жестов. Во-вторых, про саму Москву сложно сказать, что это нормально функционирующий город. На мой взгляд, это какая-то ужасно фрагментированная среда, состоящая из плохо связанных между собой кусков. На этом фоне парк позиционируется как всеобщее благо, как то самое недостающее общественное пространство, одновременно улицы в Москве часто таковым не являются, а должны бы.

Мы действительно рассматривали этот проект как реакцию на проблемы Москвы в целом, на ее функциональный дисбаланс, излишнюю централизацию и сакрализацию пространств власти. Расскажи, какой город был нашей целью, какую городскую среду, как мы решили, стоило бы формировать в Зарядье?

Отказавшись от сильных жестов, мы пришли к выводу, что все решения по генплану должны являться следствием самого контекста. Просто рассматривали эту территорию как обычный фрагмент города, пытались привязать его к уже существующим улицам, проложить сеть маршрутов. В общем, стремились создать нормально функционирующую среду, где люди живут, учатся и работают. Идея простой повседневной жизни появилась в противовес Кремлю, который находится в двух минутах ходьбы. Мы решили, что нужно снимать символическое напряжение, сложившееся вокруг него. Примерами послужили европейские города, где вокруг пространств власти существуют обычные кварталы, где функционально урбанистическая ткань наполнена очень равномерно, нередко высока доля жилья. Ну и, конечно, мы исследовали, как устроена Москва и ее отдельные кварталы с живой городской средой, изучали территорию вокруг Зарядья. Потом все вместе разрабатывали генплан территории, затем разделили ее на 12 парцелл, и дальше каждый работал над своим участком. Но при этом мы пытались сохранить какую-то общую картину, чтобы все было одним телом, и между генпланом и финальными проектами участников не было противоречий.

Как тебе кажется, нам удалось этого добиться, и если да, то каким образом?

В какой-то момент мы, конечно, пытались придумать дизайн-код. Но вместо того, чтобы написать какие-то правила, поступили иначе. Делали макеты фасадов и ставили их рядом, чтобы оценить общую картину. И она сложилась как-то сама собой: мы мыслили в одном направлении и спроектировали гармонирующие друг с другом здания. Эта практика и заменила нам дизайн-код.

И все же дизайн-код, пусть и минимальный, тоже был. Мы определили этажность, общественные функции для первых этажей, пешеходные сервитуты. Кроме прочего, нам всем хотелось микса функций, разнообразной, насыщенной городской среды. И мне кажется, твой проект очень хорошо иллюстрирует этот принцип.

Участок, с которым я работала, находится на пересечении двух важных направлений – набережной и пешеходной улицы, которую мы проложили от Варварки к реке. У этого места узловое значение. Чтобы акцентировать его, я соединила сверху два противоположных здания галереями. Под ними образовался пешеходный отрезок — нечто среднее между площадью и улицей внутри улицы. Перепад рельефа позволял сделать лестницу-амфитеатр. Функционально место очень насыщенно: здесь и небольшой театр, и общественные первые этажи с кафе, ресторанами и магазинами. Выше – в основном жилье. На уровне земли получилась проницаемая, работающая как общественное пространство структура. Для меня проект был даже больше про пустоту между этими двумя зданиями, чем про них самих.

Если говорить об учебе в МАРШ в общем, за эти два года что-то в тебе, в твоем видении архитектуры изменилось?

Большой плюс МАРШ в том, что мы были обязаны каждый семестр менять преподавателей, хотя сначала меня это шокировало, но потом показалось очень правильным. Мы каждый раз сталкивались с новой личностью, профессионалом со своим индивидуальным взглядом и подходом, и в результате уроки разных учителей сложились в объемный и многогранный опыт. Совершенно новые части мира и собственного сознания открыл мне, например, курс Сергея Ситара. В целом я чувствую себя увереннее, хотя переходный момент от студенчества к настоящей работе меня до сих пор немного пугает, но, наверное, это пройдет.

Сейчас ты уже работаешь, проходишь практику в Португалии, в fala atelier, то есть фактически совершаешь этот переход.

Моя работа еще не сильно отличается от учебного процесса, потому что мы делаем конкурсные проекты, но очень интересно сотрудничать с ребятами из других стран. Я вижу, какой у них образовательный бэкграунд, примечательно, что все мы мыслим по-разному.

В чем это проявляется?

С одной стороны, нам нравятся одни и те же архитекторы и здания – работы Питера Мэркли (Peter Märkli), бюро OFFICE (Kersten Geers и David Van Severen), Dogma, Pascal Flammer и Baukuh. С другой стороны, меня в первую очередь могут волновать одни аспекты нашего проекта, а их – другие. Меня волнует, например, как работает циркуляция, как будут передвигаться в пространстве люди, а ребята из других стран, прежде всего, думают о том, из чего будет сделано здание, как будут выполнены детали фасада. Но мы дополняем друг друга, и все это вместе хорошо работает.

Ты хотела бы в будущем открыть свое бюро или у тебя какие-то другие планы?

Конечно, хочется иметь свое бюро. Но я представляю его не как офис, а как группу людей, которая что-то делает вместе. Пока не понимаю, сколько времени я должна поработать, чтобы набраться достаточного опыта для самостоятельной практики. При этом хочется совмещать несколько разных направлений – проектировать, преподавать, писать. Надеюсь, что все получится.

См. также другие интервью Анастасии Вайнберг с выпускниками МАРШ на Archplatforma.ru:

«Координация движений» для начинающих архитекторов: Юля Андрейченко о дипломе в студии Сергея Чобана

МАРШ в профессию: Мария Тюльканова о дипломном проекте в студии Рубенса Кортеса «Незавершенная Москва»

Официальный сайт школы:  www.march.ru