Продолжение серии интервью с первыми выпускниами Московской Архитектурной Школы.

А.В.: Юля, ты делала свой диплом в студии Сергея Чобана «Координация движений», где вашим объектом проектирования был квартал  D-1 в «Сколково».  Насколько я могу судить, ваша работа была, наверное, самой специфической: вы проектировали для места, контекст которого еще не сфомировался. Каково это?

Ю.А.: Работать без существующего контекста действительно было немного странно. В том районе Сколково, генплан для которого разработало бюро Cергея Чобана Speech вместе с компанией Дэвида Чипперфильда, нам выделили участок, и мы должны были придумать, что с ним можно сделать. В первом семестре нас разделили на 3 группы по 4 человека и объявили между нами конкурс на планировочное решение одного квартала. Мы должны были разместить на куске земли, который нам достался, двенадцать, в среднем – пятиэтажных, домов, по числу студентов в группе. Так сложилось, что конкурс выиграла наша команда: Аня Шевченко, Дима Столбовой, Артем Слизунов и я. У нас получился достаточно жесткий план, который  был ограничен не только какими-то кадастровыми параметрами, но и техническим заданием, и дизайн-кодом.

Что представляет из себя ваш генплан?

Структуру, которая была в изначальном варианте генплана, мы поменяли: чтобы уменьшить масштаб среды, разделили наш квартал на 4 подквартала с общественным пространством внутри каждого. Кроме того, у каждого подквартала была своя функция: жилье, стартапы, подквартал со спортивной функцией и зданием мейджора, и участок с общежитием, гостиницей, музеем, тут же находится и главная площадь.

Какие ограничения вы прописали в дизайн-коде?

Квартал очень маленький, и интенции каждого из участников могли сильно повлиять на остальных. Поэтому мы не прописывали конкретные материалы, но регулировали возможные изменения формы, задав «футпринт» и FAR. Например, если ты делаешь «выгрыз», у тебя вырастает этажность, которая в свою очередь тоже ограничена до определенного уровня.

Каким был следующий шаг?

Дальше каждый из нас должен был разрабатывать одно из зданий на участке, но какое именно, с какой функцией – определял жребий, мы тянули бумажки с «лотами». Таков был план Сергея Чобана. И эта ситуация принципиально отличается от той, когда ты сам выбираешь тему диплома и проектируешь здание с определенной функцией, которое, может быть, мечтал спроектировать все шесть лет обучения. Здесь мы должны были смириться с тем, что досталось по жребию, и, с одной стороны, это было довольно мучительно, но с другой – это приближенная к жизни ситуация.

Что тебе досталось?

Мне повезло, на мой взгляд. Я проектировала здание стартапов. С определенными габаритами, изменить которые не было возможности. Самый главный принцип, из которого я исходила, был одновременно и идеологический, и  функциональный: сегодня это стартап, а завтра, вполне вероятно, уже нет.

Ведь, что такое «Сколково» вообще? Никто на этот вопрос вразумительно ответить не может. Изучая материалы, я сделала вывод, что собственная стратегия развития Сколково достаточно гибкая. Для меня это стало главным условием, которому должен был соответствовать мой проект. Поэтому, при ширине корпуса в 12 метров, мне было важно, чтобы в моем здании не было лишних стен. Я не оставила ничего, кроме ядер жесткости, обязательных с точки зрения конструкции. Внутри  –  открытая, свободная планировка. Что касается внешнего облика, я старалась спроектировать свое здание так, чтобы оно было достаточно скромным, но при этом выразительным.

Главным фасадом оказался 12-ти метровый торец, выходящий на бульвар. Поэтому я решила заострить его форму. Двускатная кровля, которая стала визуальным акцентом всего здания, играет важную роль. Она является промежуточным звеном между двумя «соседями» моего объекта, разными по высоте и выразительности.

У вас сформировалось какое-то свое отношение к самой идее ИЦ «Сколково» в процессе работы?

В процессе работы оно менялось. Сначала идеологический контекст немного довлел. А потом мы стали воспринимать «Сколково» уже не как явление в масштабе России, а внимательно рассматривать проблемы самого места. Ведь сегодня это может быть Инновационный центр, а завтра –  что-то другое. И что, твое здание поэтому должно быть снесено? Хорошая архитектура может жить дольше, чем ее первоначальный  контекст. Она же формирует новый.

Тяжело было работать в группе? Как строились отношения внутри студии, когда каждый из вас занялся своим проектом?

Да, конечно, тяжело. Ведь у нас получалось так, что от пожеланий каждого человека могла кардинально измениться ситуация в целом. Участок достаточно маленький, и чья-то затея сделать, скажем, консоль или еще что-нибудь, могла повлиять, например, на нормы инсоляции. И тогда мы все садились и начинали обсуждать, правильно это или нет.

Что ты, как один из авторов генплана квартала, чувствовала, глядя на результат, когда уже все спроектировали свои здания?

Конечный вариант меня приятно удивил. Вначале мне казалось, что в каждом перевесит стремление сделать вау-дипломный-проект, а не гармоничную групповую работу. Но генплан в итоге получился достаточно сбалансированным. Мне кажется, мы сумели найти «золотую середину» между личными амбициями и необходимостью следовать определенным правилам игры.

Какие особенности имело обучение у Сергея Чобана?

Со всеми руководителями нашей студии было очень приятно работать. Кроме Сергея, это Алексей Ильин и Игорь Членов из бюро Speech, еще приходили специалисты-смежники, помогавшие разобраться с теми или иными узлами. Учебный процесс был построен восхитительно точным образом, буквально по минутам. Хотя Сергею в какой-то степени, наверное, было сложно с нами. Мне кажется, он рассчитывал на то, что мы уже почти профессионалы. А мы, не могу сказать, что еще дети, но разница между сотрудником бюро и студентом все же невероятно велика. Он делился с нами своими знаниями не как педагог, а как практикующий архитектор и сумел сделать так, чтобы мы больше работали самостоятельно и друг с другом, чем с преподавателями. Это действительно была «координация движений».

Что в целом дали тебе два года обучения в МАРШ?

Сказать, что открылся третий глаз, я не могу. Но разрешились какие-то сомнения, укрепились какие-то позиции. Сейчас я ответственнее отношусь к тому, что делаю, и к тому, что говорю. Возможно, большое спасибо за это МАРШ, возможно, большое спасибо за это времени. Могу сказать, что самое ценное, что есть в МАРШ,  главный ресурс школы –  это люди и какая-то особая атмосфера. В основном ради людей я туда и шла. Я шла к Сергею Ситару, к Кирилу Ассу, к Евгению Викторовичу, к Наринэ Тютчевой. К тому же у меня были вы, товарищи, которые меня вдохновляли и поддерживали. Надеюсь, мы в дальнейшем будем общаться, надеюсь, будем делать что-то вместе.

А где ты училась до этого?

Я защитила диплом бакалавра в МАРХИ у прекраснейшего преподавателя Ирины Михайловны Ястребовой. И могу добавить, что отношусь к МАРХИ очень хорошо и не считаю, что это какой-то советский пережиток. Он дает академические азы, и каждый уже впоследствии сам решает, чем хочет заниматься.

Чем теперь ты хочешь заняться?

За все годы своего существования в архитектуре я писала о ней, читала о ней, разговаривала о ней, но я никогда ее не создавала в полном смысле этого слова. Я занималась, по сути, бумажной архитектурой, с такой, знаешь, претензией на концептуальное искусство. И если раньше я пребывала в полной уверенности, что теория определяет практику, то теперь я не могу в это верить, пока не проверю. Поэтому мне сейчас нужно побывать на стройке, мне нужно понять, что это такое –  когда ты выполнил что-то на бумаге, потом за это боролся, спорил, согласовывал, и в  конце-концов  стоишь, смотришь и понимаешь: вот оно, случилось! Это моя идея фикс. Поэтому ближайшие года два я планирую заниматься практикой и постараюсь  сделать свой путь на стройку, к реализации максимально коротким.

Официальный сайт школы: www.march.ru